рваными краями: торпеда угодила в грузовой трюм. Шпангоуты, искореженные, завитые в узлы, торчали, как ребра гигантского ископаемого животного.
На палубе в беспорядке валялись сдвинутые с места принайтованные ящики, бочки, тюки...
Как сухожилия, вытянутые из тела, висели порванные ванты. Все уже покрылось налетом рыжего ила.
— Трави помалу шланг-сигнал!
Свинцовые подошвы калош бесшумно стукнулись о палубу, взметнулось облако рыжего ила. Из-под ног шарахнулся краб, боком-боком отбежал и замер, похожий на свастику.
Говорят, в Японии таких вот крабов и осьминогов ловят кувшинами. Ставят кувшины на дно, а крабы залезают в них, да еще упираются, когда их потом оттуда вытаскивают.
Федор посмотрел на краба; тот угрожающе поднял клешню.
"Ай, моська!.." — усмехнулся Федор и подошел к люку.
Люк был открыт. Федор выбрал слабину шланг-сигнала, намотал на руку и стал спускаться вниз.
— Включи свет! — попросил Федор.
В руке вспыхнула подводная лампочка-переноска.
Сбрасывая с руки кольца шланг-сигнала и освещая путь переноской, Федор шел по коридору. Наткнулся на треску. Рыба оперлась брюшком и плавниками о настил и лежала неподвижно.
"Дохлая, что ли?"
Направил луч света на рыбу. Она зашевелилась, немного отплыла и снова легла.
"Спит, окаянная! — удивился Федор. — Комфорт! Отдельные спальни".
Добрался до машинного отделения. Осмотрел кингстоны — они были открыты.
Подбирая шланг-сигнал и снова наматывая его на руку, вышел из машинного отделения.
— Подбери немного шланг-сигнал! Провис. В кочегарку пойду.
— Валяй! — ответил Толик.
Дверь в кочегарку задраена. Федор с трудом открыл. Расплывшийся луч переноски пододвинул из тьмы зияющие топки котлов.
Кингстоны и здесь были открыты. "Постарался кто-то".
По шлему мягко стукнуло. Федор поднял голову и вскрикнул. Над головой покачивались ноги в ботинках на толстой подошве.
— Ты чего? — тревожно спросил Толик.
— Утопленник!
— Утопленник?! Ну... не дрейфь! Ничего он не сделает, он же мертвый.
— Спасибо, утешил.
Федор оттолкнул мертвое тело; оно упруго отскочило и снова, как в сонном кошмаре, стало медленно подплывать.
— Выбирай шланг-сигнал! — благим матом заорал Федор и быстро вылез из кочегарки.
На палубе перевел дух. "Фу, черт, вот напугал!"
— Ты где, на палубе уже?
— На палубе, — ответил Федор.
— Отдышался? — иронически спросил Толик.
— Отвяжись! — огрызнулся Федор. — Это тебе не пинагор.
Осмотрев остальные отсеки, Федор пошел на подъем.
Федор поднялся до "беседки" — доски с грузом, закрепленной в двух пеньковых концах, — и сел на нее.
— На выдержке. Засеки время!
— Добро, — ответил Толик.
— Прибавь воздуху: провентилируюсь.
— Кушай на здоровье!
Холодная струя заревела в шлеме, стало свежо.
— Стоп! Убавь! — Федор начал делать глубокие выдохи, выгоняя из организма азот.
— Чего сопишь? — спросил Толик. — Гимнастикой занимаешься?
— Ты удивительно догадлив. Как там наверху?
— Да все так же. Чайки кричат. Мухтар вторую порцию компота клянчит у Степана — твою порцию, между прочим.
— Скажи Степану: если отдаст, выговор получит с занесением в личное дело. А Мухтару передай: вылезу — шею намылю!
В телефоне защелкало, забулькало — и голос Мухтара:
— Федя, друг, не надо мылить шею: я осознал. Мне Степан целую лекцию прочел и еще чумичкой грозил стукнуть.
— Я бы на его месте сразу стукнул, не предупреждая.
— Хочешь, я тебе в порядке подхалимажа чистого воздуха подкачаю?
— Валяй, искупай вину!
И снова голос Толика:
— Жив?
— Жив. Что там еще у вас?
— Жигун катер осматривает и ворчит, что "корабли революции должны быть чистыми". Бабкин в воду плюет, тебе на голову. До полного комплекта не хватает бесстрашного водолаза Черданцева. Приходилось слышать о таком? Или в темноте прозябаешь? А может, занят сочинением серенады той сероглазой, из-за которой оттаптывал мне ноги?
Федор улыбнулся. Завтра, в воскресенье, он приглашен на именины к Нине. Уж завтра-то он пригласит ее на танец и все скажет. Толик научил его танцевать вальс. Правда, плоховато еще получается, но все же...
Вспомнил, как на днях пришла Катя и вызвала его с катера на причал. Она была серьезна и решительна. Сразу же пошла в атаку.
— Сплетням веришь? Нина всем поворот дает, вот и распускают сплетни эти... ухажеры. Бабы вы, а не мужики, трепачи!
— Ты постой... — слабо защищался Федор.
— Нечего стоять, не корова. Ты у нее спроси, а то веришь всем. А у нее спросил? У-у!.. Захлопал глазюками своими большими! Девка сохнет, а он... Приходи на именины к ней в воскресенье. Толика и Степана возьми.
— А Женьку? — заикнулся Федор, еще не совсем придя в себя.
— Этого не надо. Они с Демыкиным одинаковые, руки распускают. Смотри, приходи обязательно! — наказала Катя и ушла, не взглянув на появившегося на причале Женьку.
А сегодня Нина принесла к ним на катер аптечку. И когда катер отходил, она стояла на причале и крикнула: "Сохранно вам плавать по Студеному морю! Ждем вас!" И это слово "ждем" было полно тайного смысла и значимости.
Степан, стоя рядом с Федором, сказал: "Смотри, проворонишь..."
Наверху Федор доложил лейтенанту Свиридову результаты обследования.
— Вот разгадка всей шарады, — сказал Свиридов, выслушав Федора. — Этот матрос-утопленник по приказу открыл кингстоны. Но, чтобы не было лишнего свидетеля, его самого закрыли в кочегарке.
— Все же, зачем это? — угрюмо спросил Степан.
— А дело в том, — постучал лейтенант папиросой о портсигар, — что в случае гибели судна пароходная компания получает страховые. Вознаграждается и команда так называемыми "рискованными" процентами. Вдобавок оставшиеся в живых врут о вещах. Наговорят, что у них по два-три чемодана было с бельем. Все это оплачивается с надбавкой. Поэтому они и покидают корабль даже с незначительной пробоиной. Выгодно им, чтобы судно утонуло. А если судно не тонет, открывают кингстоны. Конечно, это делается тогда, когда поблизости есть другой корабль или берег, чтобы унести ноги. "У короля много!" — кричат в таких случаях англичане. И этот транспорт утопили сами хозяева. Ну, а раз так — кингстоны закроем,
