– Непроходим, мистер Фрейер? – задумчиво спросил капитан, сидящий рядом с мистером Кристианом. Дело было вечером, через неделю, а может, и десять дней после того, как погода испортилась ужаснейшим образом. – А говорил ли об этом мистер Хикс капитану Куку, когда они пытались обогнуть Горн?
– Нет, сэр, – ответил мистер Фрейер, стараясь выдержать рассудительный тон, чтобы не прогневать чрезмерно вспыльчивого мистера Блая. – Но то было другое время года, и, при всем моем уважении, Захария Хикс и тогда был осторожен в оценке их возможностей. А этим штормам я и конца не вижу. Ведь они начались не одну неделю назад.
– Что у нас с парусами? – спросил капитан. – В каком они состоянии?
– Паруса держатся, – признал судовой штурман. – Во всяком случае, пока. Но мне страшно подумать о том, что произойдет, если переломится одна из мачт. Боюсь, тогда нам придет конец.
Капитан кивнул, отпил чаю. С тех пор как за нас взялась дурная погода, отношения между двумя мужчинами стали более приязненными. Я же, со своей стороны, начинал проникаться уважением к мистеру Фрейеру, который принял повышение мистера Кристиана без дальнейших сетований и, судя по всему, руководствовался лишь насущными интересами корабля и нашей миссии. Да и капитана его замечания взвинчивали, похоже, куда меньше прежнего, но, с другой стороны, капитан пребывал теперь в настроении благодушном. Насколько я мог судить, ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем сложные задачи вроде той, что стояла теперь перед нами.
– Пусть дуют ветра и бушует море, мы все равно должны идти с попутным штормом, – наконец сказал он и пристукнул ладонью по столу, словно предлагая на этом разговор и закончить. – Пройти попутным штормом, дорогие мои, и безупречно обогнуть этого зверя, как сделал до нас капитан Кук, и, прежде чем вы успеете возблагодарить Спасителя за благоволение Его, мы уже направимся на север-северо-запад, к Отэити, и возьмемся за подзорные трубы, дабы высмотреть землю.
Некоторое время все молчали. Конечно, он был человеком самоуверенным, наш бравый капитан. А по временам и взбалмошным.
– Существует еще вопрос о команде, – решился высказаться мистер Кристиан.
– О команде? – переспросил капитан, глядя на него через стол. – А что такое? Она старательно трудится, не так ли?
– Доблестно, – ответил мистер Кристиан. – Это же английские моряки, все до единого. Однако их надежды идут на убыль. Они не видят, как мы сможем пройти здесь. За последнюю неделю мы продвинулись столь незначительно, а тут еще несколько матросов слегли с простудой и тремором.
– Им не нужно ничего видеть, мистер Кристиан, – запальчиво возразил капитан. – Они должны выполнять приказы.
– Они испуганы, сэр, – произнес вдруг, склонившись к столу, мистер Хейвуд, и, клянусь, я в первый раз услышал, как он высказывает свое мнение на собрании подобного рода; подозреваю, что он вообще впервые открыл рот, ибо все прочие офицеры повернулись к нему, каждый. Физиономия Хейвуда побагровела даже сильнее обычного, и я испугался, что прыщи ее прорвутся в бурном извержении и прикончат его на месте, что было бы не так уж и плохо.
– Вот как? – негромко спросил капитан и задумчиво погладил себя по подбородку. – Испуганы? Но им нечего бояться, я выведу их из этого шторма, и они поблагодарят меня и будут гордиться своей работой. Тем не менее давайте на время увеличим их рацион, – решил он. – Каждый матрос будет получать раз в день дополнительную порцию супа и рома. Это взбодрит их, не правда ли?
– Будет сделано, сэр, – сказал мистер Кристиан.
Итак, между капитаном и офицерами установился непрочный мир, а вот мои отношения с мистером Кристианом становились, должен признать, все более напряженными. Я далеко не раз заставал новоиспеченного лейтенанта ожидающим капитана в его каюте – чего ни одному офицеру делать не полагалось – и попивающим при этом бренди мистера Блая. Когда я входил в каюту и обнаруживал там его, мистер Кристиан демонстративно поднимал стакан и пил за мое доброе здравие, и что мне оставалось делать? – только поблагодарить его за честь и убраться оттуда.
Несколько ночей спустя я стоял почти в полной темноте на палубе, бушевавшие до того воды немного успокоились, в небе показалась полная луна, походившая на огромный флорин, который я мог бы прикарманить так же легко, как любой из прежних. Какой-то инстинкт привел меня к борту корабля, и я закрыл один глаз, поднял к небу руку, сложив колечком большой и указательный пальцы, и, наверное, показался бы испуганным любому, кто мог наблюдать за мной, однако матросы были слишком заняты стараниями держать корабль на плаву, а те, кто не стоял на вахте, уже разошлись по койкам, надеясь поспать час-другой, и потому мои поступки никому интересны не были. Я закрыл на мгновение оба глаза, представил себе, что шум стих, что вокруг меня все спокойно, что на странном движущемся помосте, который стал моим домом, воцарились одиночество и счастье.
– Странно видеть тебя здесь, Турнепс, – произнес голос за моей спиной, и я подпрыгнул на месте; хорошо еще за борт не свалился, тогда бы меня никто не спас.
– Мистер Кристиан, сэр, – сказал я и приложил ладонь к груди, чтобы не дать гулко забившемуся сердцу выскочить из меня сквозь кожу. – Вы меня напугали.
– А ты меня удивил, – ответил он. – Я увидел несчастного паренька, стоящего на носу, глядя в море, и подумал: невозможно, чтобы это был юный Турнепс! Его всегда можно найти в безопасности и надежности трюма, но уж никак не здесь, среди трудолюбивых моряков.
Я помолчал, взвешивая тяжесть нанесенного мне оскорбления, ведь он явно назвал меня трусом, а если и было что-то, в чем я повинным себя не считал, так именно трусость. Я хотя бы по разу, а дрался с каждым из моих братьев по заведению мистера Льюиса, мне доводилось выпроваживать оттуда и мужчин, которые позволяли себе вольности большие, чем допускалось платой, внесенной ими нашему хозяину, и от стычек с ними я тоже никогда не уклонялся.
– Я работаю в трюме, сэр, – с гордостью заявил я, не принимая его оскорбительный намек. – И обязан быть под рукой у капитана всякий раз, как понадоблюсь ему.
– Конечно, обязан, Турнепс, – весело согласился он. – Конечно! Как же тебе подслушивать любой разговор, какой ведется на борту, если ты не будешь валандаться у дверей, временами прикладывая ухо к замочной скважине? Другое дело, если бы на корабле имелись дымоходы, тогда ты, готов поклясться, просиживал бы половину времени в них.
Я открыл было рот, но досадливо захлопнул его и сердито покачал головой.
– Скажете тоже, мистер Кристиан, – в конце концов ответил я, решив, что и этих слов будет довольно, не могу же я назвать его грязным лгуном, сказать такое офицеру, да еще и любимцу капитана, значило наверняка получить новое свидание с дочкой пушкаря, а я дал себе слово, что никогда больше не поцелую ее грязные губы. – Что я могу поделать, если моя койка рядом с каютами офицеров?
– Не ерепенься, паренек, – сказал он, усмехнувшись, крепко взялся руками за поручни и с силой втянул носом воздух. – Я всегда говорил, что на фрегатах Его Величества не существует лучшего источника сведений, чем мальчишка, который прислуживает капитану. Ты все слышишь, ничего не пропускаешь мимо ушей. Ты держишь руку на пульсе корабля.
Я кивнул:
– Да, сэр, пожалуй, что так.
– И полагаю, у тебя имеется мнение о каждом, кого ты тут видишь, так?
Теперь я покачал головой и сказал:
– Не мое это дело, сэр, – мнения составлять. Капитан, если вы к этому клоните, моих советов не спрашивает.
Мистер Кристиан, услышав это, расхохотался и тоже покачал головой.
– Бедный ты дурень, – сказал он. – Ты решил, будто я думаю, что он их спрашивает, а? Кто ты, в конце концов, такой, как не безграмотный мальчишка без семьи и образования. С какой стати человек, подобный мистеру Блаю, стал бы ожидать от тебя чего-то сверх чашки горячего чаю и перемены простыней?
Когда он сказал так, глаза мои сами собой сузились, ибо то была ложь наихудшего толка, клевета, которую было трудно снести, не ответив на нее зуботычиной. Если начать со второго, я имел такое образование, какого мне хватало за глаза. Я знал грамоте, мог сосчитать до ста и больше того, перечислить столицы половины стран Европы, представлениями о них я был обязан тому под названием «Книга полезных и необходимых современному молодому джентльмену сведений», который мистер Льюис держал у себя на полке рядом с грошовыми книжками с картинками, которые нравилось листать джентльменам, приходившим к нему вечерами, чтобы выпить и поразвлечься. Я умел сварить яйцо, спеть королевский гимн и по-французски пожелать леди доброго утра, – мальчиков, которые могли бы сказать о себе все это, в Портсмуте было раз, два и обчелся.
