— Это капитан Робинзон с «Роберты», — сказал Гриф, представляя его. Малхолл тем временем здоровался с Питером Джи.
— Никогда не думал, что на свете так много жемчуга, — сказал Малхолл.
— Да, я никогда не видел одновременно такого количества жемчужин, — заметил Питер Джи.
— Что может стоить все это?
— Пятьдесят или шестьдесят тысяч фунтов — это для нас, скупщиков. В Париже… — Он только пожал плечами и поднял брови, указывая на чрезвычайные размеры суммы.
Малхолл вытер пот с век. Все присутствующие сильно вспотели и с трудом дышали. В напитках не было льда, виски и абсент приходилось проглатывать тепловатыми.
— Да, да, — гоготал Парлей. — Много покойников лежит на этом столе. Я хорошо знаю историю всех этих жемчужин. Посмотрите-ка на эти три. Не правда ли, прекрасно подобраны? Водолаз с острова Пасхи выловил мне их в одну неделю. На следующую неделю его самого выловила акула: она отцапала ему руку; антонов огонь доконал его. А вот эта, большая, неправильной формы, не очень ценная, я буду рад получить за нее завтра двадцать франков. Она добыта с глубины двадцати двух фатомов. Водолаз был с Раратонга. Он побил рекорд — добыл ее с глубины в двадцать два фатома. Я сам видел его. Не то в легких у него что-то лопнуло, не то он надорвался, только через два часа он умер. Ну и кричал он, — за несколько миль было слышно. Это был самый сильный туземец, какого только я встречал. Человек шесть моих водолазов умерли от судорог. И многие еще умрут, многие.
— Перестаньте каркать, Парлей, — возмутился один из капитанов. — Бури не будет.
— Если бы я был покрепче, не поддался бы я на удочку, убрался бы отсюда прочь подобру-поздорову, — возразил Парлей своим старческим фальцетом. — Если бы, конечно, я был достаточно крепким, любящим радости жизни. Но вы не таковы. Вы останетесь. Я бы и предупреждать вас не стал, если бы думал, что вы меня послушаетесь. Сарычей не отгонишь от падали. Выпейте-ка еще, мои храбрые моряки. Отлично, отлично. Чем только не рискнет человек из-за нескольких мелких, жалких устричных наростов! Вот они, красавицы! Аукцион завтра, ровно в десять. Старый Парлей распродается, сарычи уже слетелись, а в свое время старый Парлей был покрепче любого из вас, да и очень многих из вас он еще увидит мертвыми.
— Подлая старая скотина! — прошептал Питеру Джи судовой приказчик с «Малахани».
— А даже если и будет шторм, — сказал капитан с «Долли», — Хикихохо еще никогда не затопляло.
— Тем больше оснований думать, что это случится, — возразил капитан Уорфилд. — Не очень-то я доверяю этому острову.
— Ну, а теперь кто каркает? — упрекнул его Гриф.
— Я очень боюсь, что мы лишимся нашей новой машины, раньше чем она окупит себя, — мрачно ответил капитан Уорфилд.
Парлей с изумительным упорством пробрался через переполненную людьми комнату и устремился к висевшему на стене барометру.
— А ну-ка посмотрите, мои уважаемые моряки! — воскликнул он ликующим тоном.
Капитан, стоявший ближе других к барометру, взглянул на него. Лицо капитана побледнело, так поразило его то, что он увидел.
— Барометр упал на десять делений. — Это было все, что он сказал, но на всех лицах появилось беспокойство; казалось, что каждому хочется немедленно убраться подобру-поздорову.
— Послушайте, — скомандовал Парлей.
Среди наступившей тишины шум прибоя казался необычайно сильным; слышен был громкий, раскатистый рев.
— Море начинает сильно волноваться, — сказал кто-то.
Все посмотрели в окна в сторону моря, видневшегося в промежутках между редкими кокосовыми пальмами. Правильно чередуясь, плавно катились громадные волны на коралловый берег.
Несколько минут все смотрели на это страшное зрелище и разговаривали вполголоса; казалось, что даже за эти несколько минут волны увеличились. Было что-то зловещее в этом росте морских волн; жутко было видеть при мертвом штиле волнующееся море; голоса людей в комнате стали невольно еще тише. Старый Парлей неприятно загоготал:
— Еще есть время уйти в море, уважаемые джентльмены. Лагуну вы можете пройти на буксире.
— Все обстоит благополучно, старина, — сказал Дарлинг, помощник с «Кактуса», крепкий двадцатилетний юноша. — Буря несется к югу и минует нас. Мы остаемся совершенно в стороне.
По комнате пронесся вздох облегчения. Разговоры возобновились, голоса зазвучали громче, некоторые из скупщиков возвратились к столу и продолжали рассматривать жемчужны. Снова послышалось тупое гоготанье Парлея.
— Вот это правильно, — подбадривал он. — Если бы даже наступил конец мира, и то вы продолжали бы заниматься торговлей!
— Да, несмотря ни на что, завтра, несомненно, мы раскупим ваш жемчуг, — уверял его Айзекс.
— Наверное, придется вам торговать им уже в преисподней.
Взрыв недоверчивого смеха привел старика в бешенство. Он свирепо набросился на Дарлинга:
— С каких это пор дети стали разбираться в штормах! И кто может указывать урагану, как ему двигаться! В каких книгах вы это найдете? Я плавал здесь раньше, чем старший из вас появился на свет. Я-то знаю всю суть. На востоке ураган мчится по такому широкому кругу, что путь его кажется прямой линией. Здесь, на западе, он круто загибает. Припомните ваши карты. Как это могло случиться, чтобы штормом девяносто первого года были сметены Аури и Хиолау? Все дело в загибе, мой уважаемый мальчик, в загибе! Через час два, самое большее — три обозначится ветер. Прислушайтесь-ка!
Раскатистый удар потряс все коралловое основание атолла. Дом задрожал. Слуги-туземцы с бутылками виски и абсента в руках столпились в кучу, как бы ища защиты друг у друга; с ужасом они таращили в окна глаза, глядя на могучую волну, хлынувшую далеко в глубь побережья, до одного из навесов для копры.
Парлей взглянул на барометр, загоготал и искоса поглядел на гостей. Капитан Уорфилд большими шагами подошел к барометру.
— Двадцать девять, семьдесят пять, — объявил он. — Ртуть опустилась на пять делений. Ей-богу, старый черт прав. Буря надвигается. Я отправляюсь на судно.
— Становится темно, — сказал вполголоса Айзекс.
— Черт побери, совсем как на сцене, — сказал Малхолл, взглянув на часы. — Десять часов утра, а на дворе сумерки. Огни тушат, трагедия начинается. Что же не слышно тихой музыки?
Как бы в ответ, новый раскатистый удар потряс атолл и дом. Почти все бросились в панике к двери. В полумраке лица казались жуткими.
От удушливой жары Айзекс задыхался, как в астме.
— Что вы так торопитесь? — издевался Парлей над уходящими гостями. — Выпьем на прощание, уважаемые джентльмены!
