Вокруг айсберга громоздились фантастическими грудами льдины, но я упорно продвигался к последнему выступу. Добравшись до утеса, в котором зияли зеленые впадины, полные белых сосулек, точно гигантских зубов, я снова увидел сани Бланда. Сам он скрывался где-то под защитой нагромождений льда. Я медленно пополз вперед. Треснул выстрел, мне в лицо брызнули осколки льда. Я почувствовал, как из порезов течет кровь, и поднял винтовку. Теперь Бланд был виден: он выглядывал из-за колонны льда. Я уже приготовился выстрелить, как вдруг заметил, что сзади Бланда по снегу быстро движется крупное животное красно-бурого цвета с коричневыми пятнами. И хотя прежде я видел его только на картинках, но сразу узнал морского леопарда, самого опасного после касатки обитателя Антарктики.
Должно быть, Бланд его тоже увидел, поскольку отвел от меня винтовку, и я услышал выстрел. Гигантское животное не остановилось. Бланд выстрелил еще раз, уже в упор, но леопард бросился на него и подмял под себя.
Я побежал к месту схватки. Под Бландом по снегу растекалось алое пятно. Животное, очевидно, тоже было ранено. С расстояния нескольких ярдов я всадил в него всю обойму. Затем приблизился. Леопард лежал поперек Бланда и не шевелился. Бланд сделал движение, пытаясь освободиться. Он все еще сжимал в руках винтовку и старался оттянуть затвор. Я увидел, что громадные челюсти животного окровавлены, а у Бланда в боку зияет чудовищная рана. Он начал было что-то говорить и потерял сознание.
Глядя на него и на распростертую тушу морского леопарда, я вдруг понял смысл происшедшего. Бланду пришел конец, а для нас родилась новая надежда. Тут, у моих ног, лежала тысяча фунтов мяса и жира.
Я подтащил сани к Бланду. Поставив палатку, я освободил его из-под туши животного и затащил внутрь. Затем, перевязав рану, взялся за нож, и вскоре палатку согревала жировая коптилка, в огне которой жарились большие сочные куски мяса. Бланд был не в состоянии есть, но мне удалось дать ему немного разогретой крови. За какие-то считанные минуты я съел больше, чем за последние десять дней. От выпитой крови Бланд вроде бы немного окреп и спросил, кто вместе со мной ушел с айсберга. Узнав, он усмехнулся: «Теперь мы все вместе подохнем в этом снегу». И снова впал в забытье.
Ночью я проснулся от удушья и никак не мог понять, что случилось. Затем понял, что в палатке полно дыма. Я повернулся к Бланду и обнаружил, что его нет. Потом слезящимися глазами увидел пляшущее на брезенте палатки яркое оранжевое свечение. Я выполз наружу: По снегу метались языки пламени; они лизали тушу морского леопарда и подбирались к палатке. Посреди этого пламени, уткнувшись лицом в тлеющую тушу, лежал Бланд. Снег под ним таял и уже начинал собираться в малиновые лужицы.
Я оттащил его в сторону и стал швырять пригоршни снега в огонь, и швырял до тех пор, пока он совсем не задохся под белым сугробом.
Пустая канистра из-под керосина и примус валялись на снегу, не оставляя сомнений в том, что Бланд пытался в последнем усилии сжечь тушу, палатку и меня.
Совершенно изможденный, я снова забрался в палатку. До сих пор не знаю, был ли Бланд мертв, когда я оттаскивал его от огня. Помню только, что утром, увидев его мертвым, испытал облегчение.
К счастью, лыжи удалось спасти. Они обуглились, но все же на них можно было ходить. Я приготовил себе еду. Потом, забросав Бланда снегом, отправился в обратный путь, прихватив с собой лыжи Бланда и солидный кусок мяса, чтобы накормить им всех остальных.
К полудню я добрался до лагеря без всяких происшествий. Здесь меня ждало ужасное известие: Герда была мертва. Она умерла ночью, так и не приходя в сознание после моего ухода. Кальстад показал мне снежный холмик, под которым ее похоронили. И я стоял перед ним и плакал, как ребенок.
— Мертвая, она выглядела очень счастливой, — промолвил Кальстад мне в утешение.
Накануне Кальстад пошел по санному следу и нашел спрятанные Бландом ботинки Ваксдаля и Келлера. Так что, покончив с едой, мы могли сразу же отправиться к нашей новой стоянке. Шли против ветра, который набирал штормовую силу. Лед под нами ходил ходуном, трескался и рычал, когда под снежным покровом края расколотых льдин со скрежетом терлись друг о друга.
Если бы не айсберг, нам бы ни за что не найти то место, где лежала туша морского леопарда, ибо к трем часам на белой равнине не осталось никаких следов. Айсберг рисовался черным силуэтом на фоне бледного круга солнца. Уже через час, уютно расположившись в палатке, мы коптили мясо леопарда.
Всю ночь страшно выл ветер. Сон мой был очень чуток: мучила боль и тревожило ощущение, будто движение льда становится все сильнее, а скрежет льдин все громче. Ближе к утру я, должно быть, забылся тяжелым сном, ибо проснулся от такого оглушительного треска, словно над ухом палили из винтовок.
Выглянув из палатки, в сером сумраке раннего утра я с ужасом увидел, что повсюду вместо заснеженной равнины тянулась черная поверхность воды, забитая ледяной кашей. Наша палатка плыла на ледовом плоту не более сорока футов в поперечнике, и мы находились посреди открывшегося разводья. Зубчатая кромка нашей льдины, словно составная часть картинки-загадки, точно соответствовала рисунку общего ледяного поля, от которого она откололась. Место, где стояли сани и лежала туша морского леопарда, стало темным пятном. Тяжело было видеть, как нас медленно уносило от всего этого. В палатке осталось лишь три-четыре фунта замороженного мяса. Но этого хватило бы ненадолго.
Льдина мягко покачивалась на волнах. Постепенно пришел сон — странное полузабытье.
Я внезапно проснулся от мягкого звука трения льда об лед и постукивания под льдиной. Я выглянул наружу, моля бога, чтобы нас прибило к той же стороне разводья, где были наши вещи.
Но судьба была против нас. От саней и туши морского леопарда нас отделяло около четверти мили воды. Нас прибило к большой и на вид довольно надежной льдине. Я разбудил остальных, и мы переправились на прочный лед, снова поставили палатку и приготовили еду. Я ломал голову, как бы нам перебраться через воду и вернуть мясо. Но сделать это было невозможно. Ветер изменил направление, и брешь между нами и нашим прежним лагерем увеличилась. В довершение всего у Кальстада начался бред, и он не мог двигаться, поэтому было решено остаться на месте, чтобы следующим утром добраться до туши морского леопарда. Я снова погрузился в тяжелое полузабытье.
В какой-то момент этого лишенного времени дня меня разбудил Кальстад. Он больше не бредил, но его трясло, словно бы лихорадило.
