Дело подвигается очень вяло. После того как расщеперили средиземноморское побережье и превратили его в бетонный кошмар — попутно озолотив многих спекулянтов, многих бессовестных проходимцев и многие городские советы, — после того как понастроили протянувшиеся на много миль инфраструктуру и отели, обходящиеся практически бесплатно туристам с несколькими евроцентами в кармане, после того как модернизировали все во имя того, чтобы пресловутая туристическая масса — скромная до убожества, привыкшая довольствоваться бутылкой воды и гамбургером, — освоилась, прижилась и потянула за собой родственников и друзей со знакомыми наслаждаться прекрасным и дешевым летним отдыхом, — так вот, после всего этого оказалось, что самый бюджетненький, как теперь принято говорить, вариант туризма, на который возлагались в масштабе всей страны такие колоссальные экономические надежды, испытывает сильнейшую конкуренцию со стороны других курортов, предлагающих то же убожество за еще более смехотворные деньги. Кто бы мог подумать.
А туристы — твари неблагодарные, спиногрызы бессовестные. И ради них, стенают теперь муниципальные чиновники, предприниматели, девелоперы и турагентства, мы принесли такие жертвы, понастроили столько новых объектов и целых кварталов, которые отсасывают свет из одной и той же подстанции, пьют воду из одного и того же распределителя и гадят в один и тот же коллектор совсем рядом с пляжем. И ради них мы загубили экологию, испоганили пейзаж, потеряли целебные свойства здешних мест и собственный стыд. Так отблагодарили нас эти голодранцы за то, что мы демократизировали туризм в прибрежной полосе, за то, что Испания не знает себе равных в отпускном раю по низким ценам. За то, что, отринув комплексы, превратили каждый ресторан в забегаловку, где подают сангрию и чудовищного качества паэлью, каждый магазин — в лавчонку, где можно купить воду в бутылках и какой-нибудь сэндвич, каждого местного жителя — в официанта или лоточника, готового торговать любой дрянью, а каждую мелкую муниципальную сошку — в советника по делам туризма, имеющего велосипед, шлем и короткие штаны. Так благодарят нас за усилия по внедрению культуры в виде праздников пены, дефиле моделей-топлесс, гремящей на улицах до рассвета пумба-пумбы. Так отплачивают за любезное разрешение появляться в общественных местах голым до пояса, в трусах и пляжных шлепанцах, а также за возможность, перепив пива, совершенно безнаказанно мочиться или блевать на любом углу. Так воздают нам за то, что вслед за тучными коровами Андалусии и Леванта, где дуплексов не понастроено разве что у них на рогах, коровы тощие пошли пастись на мысе Гата и побережье Мурсии от Агиласа до Палоса, где архитекторы и политики пальчики облизывают на загребущих своих ручонках, потому что федеральное правительство настойчиво и упорно стремится замедлить и либерализовать процесс, а защищаемых природных пространств с каждым днем все меньше, и все, разумеется, возлагается на алтарь децентрализованной Испании, общего блага и прогресса.
И что же? В благодарность за все эти бескорыстные усилия голодранцы взвалили на спину свои рюкзачки и отправились — и вовсе за сущие гроши — на Карибы или в Хорватию. Вот такую подлянку кинули. Еще слава богу, что у нас в рукаве запрятан был неубиваемый козырь, — которым мы привлечем элиту, настоящих миллионеров. Я имею в виду сто шестьдесят площадок для гольфа, открытых за последние пять лет, и еще полторы сотни ожидающих своей очереди, а очередь придет, и это так же точно, как то, что я внучок своей покойной бабушки. Благо воды у нас теперь вдосталь.
Трафальгар, сангрия и хамон
Господи помилуй. Как-то летом, приняв два стакана сангрии, один английский историк защелкал… нет, не тем, о чем вы подумали, а соловьем, совершенно не понимая, как нелепо и смешно это выглядит. Я имею в виду мистера Кеймена, дона Генри, который счел, видно, что проживание в Каталонии, где некоторые рукоплещут его перлам, покуда он осваивает гранты на лекциях и курсах, автоматически превращает его в арбитра испанских дел. И вот, пересказав сначала испанскую историю на свой манер, он принимается критиковать то, как трактуют ее другие, и сожалеет, что в Испании (за исключением Каталонии, где он, повторяю, живет и в ус не дует) нет историков такого калибра, как он.
Один из тех, кто в подметки ему не годится, прошел по следам мистера Кеймена и ознакомился с его трудами, состоящими из уничижительных отзывов о тех или иных моментах испанской истории, из утверждений, имеющих не больше веса, чем сомнительные подстрочные примечания, из вороха цитат и заимствований, из ставших уже обычными и привычными «совершенно неизвестных рукописных источников», якобы обнаруженных в архивах, куда не ступала нога ни одного испанского исследователя, и ужасно напоминающих фальшивые выдержки из сенсационных английских дневников. И прочее. В своем последнем опусе «Империя», где слова «испанская нация» неизменно заключены в кавычки, он на семистах одиннадцати страницах доказывает, что Испания даже и не думала покорять весь мир, что за нее эту работу выполняли наемники, — итальянцы, бельгийцы, голландцы, немцы, негры и индейцы — испанцы же («кастильцы», неизменно подчеркивает автор) ограничивались лишь тем, что пожинали их плоды. Америку, оказывается, одухотворили опять же голландцы, а литература Золотого века оттого и осталась темной и вялой, что не испытала влияния итальянских гуманистов. Еще автор высказывает сомнения в том, что испанский был первым языком во всей империи, утверждает, что битву при Нордлингене выиграли немцы, при Сен-Кантене — валлоны, при Лепанто — генуэзцы, при Теночтитлане и Отумбе — ацтеки. Да и вообще все исторические события XV, XVI и XVII вв. — проплаченная испанцами лживая пропаганда, Небриха написал свою испанскую грамматику, чтобы подольститься к Изабелле Католической, Кеведо же, как всем известно, был ультранационалист (поскольку фашистов тогда еще не было).
В последней своей по времени статье этот джентльмен удостоил меня персонального упоминания. Он уверяет, что в Испании о Трафальгарской битве не писал никто, кроме двух романистов: одного зовут Бенито Перес Гальдос, а другого — Артуро Перес-Реверте. Существуют лишь два романа, заявляет Кеймен, и ни одного исторического исследования. Испанисту недурно было бы справиться о классиках исторической науки вроде Феррера де Коуто, Марлиани, Пелайо Алькала Галиано, Конте Лакаве и Лона Ромеро. А если вышеперечисленные сеньоры покажутся ему чересчур академичными, пусть дополнит их труды такими сочинениями, как «Трафальгар» Кайуэлы-и-Посуэло, «Трафальгар и атлантический мир» Гимера, Рамоса и Бутрона, «Трафальгар» Виктора Сан-Хуана, «Трафальгар» Агустина Родригеса Гонсалеса, «Испанский флот в сражении при Трафальгаре» Мехиаса Таверо или монументальным, всеобъемлющим трудом адмирала Гонсалеса-Альера «Трафальгарская кампания». Все эти книги вышли в свет до появления статьи мистера Кеймена.
