В маленькой каюте я подвешу ему койку. Пойди, займись этим, Алькатрас, – приказал он негру. – Vamos![130] Ферфакс откинулся назад, полузакрыв глаза.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – повторил он, криво улыбнувшись, и Бладу почудилась в его голосе скрытая насмешка. Казалось, что, очутившись на койке и перевязав рану, он снова обрёл силу тела и духа.
– Твои драгоценности в безопасности, дорогая? – спросил он. накрыв своей ладонью руку девушки.
– Драгоценности? – Затаив дыхание, она задумчиво нахмурилась.
Внезапно на её лице мелькнул страх, она вскочила на ноги и прижала руки к сердцу:
– Драгоценности!
Ферфакс резко обернулся, глядя на её внезапно побледневшее лицо и расширившиеся глаза.
– Что такое? – ворчливо осведомился он. – С ними все в порядке?
Губы девушки дрогнули.
– Valda me Dios![131] Наверно, я уронила шкатулку, когда Серафино догнал нас.
Последовала затяжная пауза, которую Блад расценил как затишье перед бурей.
– Ты уронила шкатулку! – произнёс Ферфакс, и в его тоне послышалось зловещее спокойствие. Он остолбенело уставился на девушку, челюсть у него внезапно отвисла, в светлых глазах вспыхнуло пламя. – Ты уронила шкатулку? – переспросил он резким надтреснутым голосом. – Будь проклята моя кровь! Это невероятно! Ад и дьявол! Ты не могла уронить её!
Его внезапное бешенство потрясло девушку, которая смотрела на него испуганным взглядом.
– Ты сердишься, Хорхито, – запинаясь, проговорила она. – Но ты не прав. Посуди сам, я была в ужасе, ведь тебе грозила страшная опасность. Что для меня в тот момент значили драгоценности? Разве я могла о них думать? Я и не обратила внимания, когда шкатулка упала, ведь тебя ранили, и ты мог умереть. Понимаешь, Хорхито? Конечно, их жаль, но ведь теперь мы вместе. Бог с ними!
Нежная рука девушки снова обвилась вокруг его шеи. Но Ферфакс в бешенстве оттолкнул её.
– Бог с ними?!? – взревел он. – Провалиться мне на этом месте! Ты же выкинула тридцать тысяч дукатов собаке под хвост и утверждаешь, что это не имеет значения! Кровь и гром, девочка! Что же тогда имеет значение?
Блад решил, что пришло время вмешаться. Мягко, но решительно он вновь уложил раненого на подушки.
– Успокоитесь ли вы наконец или будете продолжать орать, как недорезанный телёнок? Неужели вы ещё недостаточно потеряли крови?
Но Ферфакс отчаянно отбивался.
– Черт побери мою душу! Вы мелете вздор! Как я могу успокоиться, когда эта дурочка…
Но девушка прервала его. Она гордо выпрямилась, её глаза, казалось, ещё сильнее почернели. Утраченное спокойствие вернулось к ней.
– Почему это тебя так беспокоит, Джордж? Пожалуйста, не забивай, что это были мои драгоценности, и если я их потеряла, то это моё дело. Я считаю, что в этот вечер, когда я приобрела так много, это не следует считать большой потерей. А может быть, я ошибаюсь, Джордж? Может быть, эти драгоценности значат для тебя больше, чем я?
Столь откровенный вызов привёл Ферфакса в чувство. Он быстро пошёл на попятный, разразившись внезапным хохотом, показавшимся Бладу предельно неискренним.
– Черт возьми! Ты сердишься на меня, Исабелита? Что поделаешь – таков уж мой характер. Вспыхиваю, как порох. А потеря тридцати тысяч дукатов может вывести из себя. Ну ладно, пропади они пропадом! – И он протянул руку. Поцелуй меня и прости, Исабелита. Скоро я куплю тебе все драгоценности, какие ты захочешь.
– Мне не нужно драгоценностей, Джордж. – Девушка ещё не до конца смягчилась, так как малоприятные подозрения, пробудившиеся в ней, не утихли.
Однако она подошла к нему к позволила взять себя за руку. – Никогда не сердись на меня больше, Хорхито. Если бы я так не любила тебя, то меня бы сильнее беспокоила эта шкатулка.
– Ну, разумеется, детка.
Тим смущение заёрзал на месте.
– Я, пожалуй, пойду на палубу, сэр. – Дойдя до двери, он повернулся к капитану Бладу. – Этот черномазый подвесит вам койку.
– Тогда проводите меня, пожалуйста. Ночью мне здесь делать нечего.
– Если ветер не переменится, то мы доберёмся до Порт-Ройяла[132] в воскресенье вечером или в понедельник утром, – заметил, все ещё стоявший в дверях, шкипер.
Блад застыл как вкопанный.
– До Порт-Ройяла? – медленно переспросил он. – Я не хотел бы высаживаться там.
– А почему? – обернулся к нему Ферфакс. – Ведь это английское поселение. На Ямайке вам нечего бояться.
– И все-таки я не хотел бы там высаживаться. В какой порт вы зайдёте затем?
Вопрос, казалось, позабавил Ферфакса, который снова насмешливо улыбнулся.
– Это будет зависеть от многих обстоятельств.
Ответ этот только усилил неприязнь, которую Блад испытывал к англичанину.
– Я был, бы вам благодарен, если бы вы согласовали этот вопрос с моими намерениями, учитывая, что я нахожусь здесь ради вашей пользы.
– Ради моей? – Светлые брови Ферфакса долезли вверх. – Разрази меня гром, неужели я не понимаю, что вы тоже удираете? Ну, хорошо, посмотрим, что мы можем для вас сделать. Где бы вы хотели сойти на берег?
– Из Порт-Ройяла, – ответил Блад, с трудом подавив раздражение, для вас не составит большого труда пройти через Наветренный пролив и высадить меня на северо-западном побережье Эспаньолы или даже на Тортуге.
– На Тортуге? – Быстрый взгляд светлых бегающих глаз заставил Блада пожалеть о сказанном. Было нетрудно догадаться, какие мысли в голове Ферфакса. – На Тортуге, а? Значит, у вас есть дружки среди пиратов? – Он рассмеялся. – Ну-ну, это ваше дело. Сначала «Цапля» зайдёт а Порт-Ройял, а потом мы займёмся вами.
– Я буду вам премного обязан, – поклонился Блад, почти не скрывая сарказма– Желаю вам доброй ночи, сэр. И вам тоже, мадам.
Некоторое время после того, как дверь за ушедшим закрылась, Ферфакс лежал неподвижно, прищурив глаза. На его губах блуждала загадочная усмешка.
– Лучше бы ты поспал, Хорхито, – наконец заговорила донья Исабела. О чем ты думаешь?
Его ответ, казалось, не имел смысла.
– Я думаю о том, насколько отсутствие парика изменяет внешность человека, который к тому же ирландец, хирург и хочет, чтобы его высадили на Тортуге.
Девушка решила, что у Ферфакса начался жар, и снова предложила ему поспать. Когда она сказала, что уйдёт из каюты, Ферфакс не пожелал и слышать об этом. Проклиная сжигавшую его жажду, он умолял её дать ему попить. Жажда постоянно терзала его, не давая уснуть, поэтому донья Исабела осталась сидеть радом с ним, время от времени поднося к его губам стакан с водой, смешанной с лимонным соком, а один раз, по его настойчивому требованию, с несколькими ложками бренди.
