меня в кулаке — Д-503. А очередь стоит как вкопанная. Все недвижно замерли на своих местах, и даже не шелохнется никто. Это что же получается — мы тут все «скованы одной цепью»? Вот только цели у всех разные.
Нет, тут дело неладное. У врачей, похоже, обед. Я, вообще, их белые халаты с детства недолюбливаю и, скорее всего, взаимно. Вроде, как и понимаю, что они людям жизни спасают, а всё равно не люблю. Вернее, не люблю сам процесс обследования. «Садитесь, раздевайтесь, дышите, не дышите» — как будто кроме этих глаголов они и не знают ничего. Ладно, должно быть я не прав в отношении докторов. Во всяком случае, стоит об этом подумать.
С момента моего последнего вопроса дядя сидел молча, с мечтательным видом рассматривая чебурашку, нарисованного на стене. Всё-таки отрадно видеть, как преобразились поликлиники. Малыш может и расплачется от укола, но потом посмотрит на весёлого жирафика, и улыбка сама расплывётся по его лицу. Прикольно, наверное, рисовать на стенах. В детстве я пытался, но родители зорко следили за чистотой обоев.
Наконец дядя перевёл взгляд на меня и с хитринкой начал:
— В любой стране всегда найдутся магазины, в которых для моряков всё продаётся круглосуточно и беспошлинно. Надо всего лишь зайти и показать свой паспорт. Продавец быстренько проверит, к какому судну ты относишься, и, если всё в порядке, покупай на что денег хватит. Но есть одна засада: на руки ты вообще ничего не получишь. Товар запакуют и привезут на корабль только на следующий день. Причём все покупки экипажа сложат в трюм, и там капитан вместе с таможенниками каждую коробку опечатают. Вскрыть своё имущество можно только, когда покинуты территориальные воды.
Вот, например, в Бельгии мы ничего не покупали. Цены там конские. Зато много было хорошего этилового спирта, который в начале 90-х у нас на родине ценился особо. В Бельгийском королевстве за несчастных три с половиной доллара пятилитровую баклажку можно было купить. Подарок судьбы, я тогда пять штук себе взял. В Одессе и Москве они очень пригодились, ну ты и сам понял.
Много народу у нас в те времена плохая водка сгубила. А моряки делали себе настойки из хорошего европейского спирта. Я правда, и их тогда не употреблял.
— Почему же? — непроизвольно вырвалось у меня.
— А я себе слово дал. Зачем? Сейчас и сам не пойму…. — дядя задумался и пожал плечами.
— В общем, накупили мы тогда банок двести на всех. Открывать их было строжайше запрещено, а стояли мы в Антверпене целый месяц. Обидно до слёз! Однако, неужели ты думаешь, что русский человек не найдёт способа обойти ихний запрет? Ребята слегка смачивали печати водичкой, подковыривали их ноготком и спокойненько себе отливали спирт. Дальше дело за малым — долить воды, чтобы никто не заметил убыли в баклажке. И — вуаля! Такой трюк прокатывал много раз, но однажды случился облом.
Мы тогда спокойно себе работали на палубе, как вдруг по громкоговорителю — у нас его «спикером» называют — вахтенный помощник вызывает капитана в каюту номер… номер… — дядюшка честно, но безуспешно попытался припомнить — короче, в ту самую! Оказалось, таможенникам что-то не понравилось в какой-то печати. Портовые службы незамедлительно распорядились вскрыть товар. И как только печать спала, все увидели, что крышка-то на ободке не держится. Тут оправдываться было бесполезно. Инспектор засунул два пальца в горлышко баклажки и попробовал содержимое на вкус… Закончилось эта сцена обещанием немедленного штрафа в двадцать тысяч долларов. Кошмар! Капитан пребывал, мягко говоря, в шоке, понимая, что в пароходстве за такие деньги с него живого шкуру снимут и башку оторвут. Канистры-то не подписаны и, к кому ни подойди, каждый скажет, что вскрытая не его. Остолбеневший от переживаний капитан вернулся к жизни, только услышав неожиданно миролюбивые нотки в голосе грозных стражей порядка: «Мы прекрасно понимаем, что вы устали. Всё-таки переход в двадцать с лишним суток дело непростое. Мы готовы войти в ваше положение и снисходительно закроем глаза на это недоразумение, если вы в свою очередь подарите нам двух фарфоровых слонов». Вот так прямо и недвусмысленно намекнули на взятку. И это был шанс. Реальный. Таможенники знали, что судно пришло из Юго-Восточной Азии, и кто-нибудь наверняка прикупил желанный сувенир — заветную мечту каждого бельгийца.
Капитан многозначительно взглянул на боцмана, и тут же началась беготня. Я честно ответил, что тарелки есть, божки есть, а вот слонов нету. Счастье великое, что был у нас в этом рейсе один парень — Жмотяев. Он, кстати, первый начал из канистры хлебать и к тому времени уже три успел осилить.
Вообще-то, к нам он попал по блату, его мать тогда в министерской бухгалтерии работала. Парень оказался бесполезный вовсе — ничего не умел, да ещё и алкоголик хронический. И что было делать? Покупать билет и отправлять на родину обошлось бы дорого. Вот и решили: пусть себе валяется. Проще найти тех, кто его работу, в общем-то несложную, выполнит, чем морочиться с таким подарочком.
Капитан пребывал в полном отчаянии и уже хоронил свою карьеру, но тут кто-то вспомнил про Жмотяева. Воспарявший в надежде на чудо кэп лично вбежал в нору к нашему лоботрясу и наконец-то выдохнул с облегчением. Вся каюта была заставлена фарфоровыми фигурками. «Жмотяев, мне нужны два слона. С тобой я потом расплачусь», — сквозь зубы выдавил капитан. «Да пошёл ты…» — ну продолжение ты и сам понял. Не при детях. Просто Жмотяев ничего не соображал и так замысловато промычал эти слова, что все, кто слышал этот диалог, облегченно заржали. Вахтенный помощник, наскоро отсмеявшись, взял под мышки двух самых больших слонов и с победоносным видом пошёл к иностранным визитёрам.
Эх, жаль, не было тогда телефона с камерой. Заснял бы обязательно. Представляешь картину: два инспектора в форме достают из велосумки верёвки, привязывают этих фарфоровых слонов к себе на спины, садятся на свой служебный двойной велосипед и счастливые едут домой. С такими себе рюкзачками. Смех и грех! А ты говоришь, коррупция.
Как по волшебству, по окончании дядиной истории, подошла моя очередь. Видать, нарисованный на стене чебурашка оценил рассказ по достоинству и дал нам зелёный свет. Милый пушистик, спасибо тебе!
