Ветер нес к ним изуродованный двухпалубник под контрадмиральским флагом – и его, и всех, кого удастся покалечить, вынесет в залив, под защиту пушек. На палубе француза матросы вяло разбирали обломки. Увидев, что пушки «Сатерленда» направляются на них, они побросали работу и бросились врассыпную. Прежде, чем корабли разминулись, «Сатерленд» дал три бортовых залпа, в ответ выстрелила лишь одна пушка. Еще полсотни убитых французов для Буша, зло подумалось Хорнблауэру, когда смолк грохот катков и притихшие матросы замерли в ожидании приказов. Вот и трехпалубник, прекрасный под пирамидой парусов, грозный с рядами выдвинутых пушек. Даже сейчас Хорнблауэр с профессиональным интересом отметил заметный завал бортов – англичане такого не делают.
– Чуть под ветер, помалу, – сказал он рулевому. Сейчас он повиснет на французе, как бульдог. Медленно-медленно поворачивал «Сатерленд». Хорнблауэр видел, что его последний маневр будет выполнен так безукоризненно, как только можно желать. «Сатерленд» шел теперь в точности тем же курсом, что и его противник. Корабли сближались. Их пушки, в ста ярдах друг от друга, одновременно оказались наведены и одновременно окутались дымом.
В предыдущих стычках время текло замедленно. Теперь оно ускорилось, адский грохот бортовых залпов не смолкал ни на секунду, бегущие в дыму люди, казалось, мечутся с невероятной быстротой.
– Ближе к неприятелю, – приказал Хорнблауэр рулевому. Последний приказ отдан, можно больше не думать, раствориться в безумии происходящего. Ядра взламывали палубу вокруг, доски разлетались в щепки. Как в страшном сне Хорнблауэр видел: Бушу оторвало ступню, он падает, заливая палубу кровью. Двое матросов пытаются поднять его и унести вниз.
– Оставьте меня, – говорил Буш, – отойдите от меня, сволочи.
– Унесите его, – приказал Хорнблауэр. Резкость его голоса вписывалась в общее безумие – на самом деле он радовался, что может отправить Буша вниз, где тот, возможно, останется живым.
Рухнула бизань-мачта – реи, блоки и тали падали рядом с Хорнблауэром, такие же смертоносные, как летящие извне ядра, но он был еще жив. Фор-марса-рей сорвался с боргов – сквозь дым Хорнблауэр видел, как Хукер с матросами лезет по вантам привесить его на место. Боковым зрением он видел: в дыму надвигается нечто огромное, непонятное. Это четвертый французский корабль приближался с другого борта, по которому еще не стреляли. Хорнблауэр понял, что машет шляпой и выкрикивает какую-то чепуху, матросы с криками «ура!» выдвигают пушки правого борта. Дым стал гуще, грохот оглушительнее, стреляли все орудия до одного, корабль сотрясался от отдачи.
Малыш Лонгли, чудом уцелевший после падения с крюйс-салинга, оказался рядом.
– Я не боюсь, я не боюсь, – повторял он трясущимися губами. Бушлат его был порван на груди, он обеими руками стягивал прореху. Слезы в его глазах опровергали его слова.
– Конечно, сынок, конечно ты не боишься, – сказал Хорнблауэр.
И тут Лонгли не стало, только кровавое месиво на месте туловища и рук. Хорнблауэр отвернулся и увидел, что пушка на главной палубе не выдвинута. Он хотел было привлечь к этому внимание, но увидел – убитый расчет лежит рядом, и позвать больше некого. Скоро смолкнут и другие пушки. Ближайшую карронаду обслуживали всего трое – и следующую, и следующую за следующей тоже. На главной палубе морские пехотинцы разносили порох и ядра – наверно, Джерард распорядился, и, наверно, юнг почти всех поубивало. Если бы только прекратился этот адский шум, если бы только он мог думать!
Казалось, грохот, напротив, усилился. Фок и грот мачты рухнули с оглушительным треском, перекрывшим на время даже звуки канонады. Паруса закрыли правый борт, теперь пушки здесь стрелять не могли. Хорнблауэр побежал на бак, где Хукер с прислугой закрытых парусами пушек рубил тросы. Грот-мачта в падении разбила лафет и смела орудийный расчет. Ядра с двухпалубника косили работающих людей, парусина загорелась от пушек и уже дымилась. Хорнблауэр выхватил из рук убитого топор и вместе с другими набросился на сплетение тросов. Когда разрублен был последний штаг и сползла за борт тлеющая масса, когда быстрый взгляд убедил Хорнблауэра, что дерево не загорелось, тогда только он вытер лоб и оглядел свой корабль.
На палубе грудами лежали мертвые тела и отдельные их части. Штурвала не было, мачты и фальшборты сбило до основания, на месте комингсов торчали одни щепки. Но те пушки, у которых оставалось хотя бы по несколько матросов, стреляли. По обоим бортам сквозь дым можно было разглядеть противника, однако трехпалубник лишился двух стеньг, двухпалубник – бизань-мачты; у обоих вместо парусов – клочья, такелаж изорван. Пальба не прекращалась. Под орудийный грохот Хорнблауэр дошел до шканцев, дивясь, как его не убило.
Порыв ветра смещал корабли, гнал трехпалубник к «Сатерленду». Хорнблауэр уже бежал на бак, чувствуя, что ноги налились свинцовой тяжесть и едва двигаются. Правая скула трехпалубника со скрежетом врезалась в левую скулу «Сатерленда». Французы сгрудились у борта, готовые прыгать. Хорнблауэр на бегу выхватил шпагу.
– Абордаж! – кричал он. – Всем отражать атаку! Эй, Кристэл, Хукер! Отталкивайте неприятельское судно!
Трехпалубник навис над головой. Из-за фальшборта стреляли, пули ударяли о палубу рядом с Хорнблауэром. Люди с пиками и саблями карабкались по борту вниз, другие лезли из орудийных портов прямо на переходный мостик «Сатерленда». Хорнблауэра увлекла за собой волна британских моряков с тесаками и пиками, прибойниками и правилами. Все были голые по пояс, все почернели от порохового дыма, все толкались, сталкивались, спотыкались. Юркий французский лейтенантик в съехавшей на бок треуголке сбил Хорнблауэра с ног, навалился сверху, стиснул и принялся судорожно рвать из-за пояса пистолет.
– Rends-toi! – выкрикнул он, наставляя дуло, но Хорнблауэр ударил его коленом в лицо – француз откачнулся назад и выронил пистолет.
Хукер и Кристэл с матросами упирались в борт трехпалубника запасными реями, ветер тоже гнал его прочь. Корабли расходились. Кто-то из французов успел перепрыгнуть на свой корабль, кто-то прыгнул в море. Остальные – человек пять или шесть – бросали оружие. Один не успел – пика вонзилась ему в живот. Ветер гнал французские корабли от изувеченного «Сатерленда», уносил дым. Солнце засияло над обезображенной палубой, грохот пальбы стих, как по волшебству.
Хорнблауэр стоял со шпагой в руке. Матросы загоняли пленных в люк. Шум стих, но яснее в голове не стало – напротив, он ничего не соображал от усталости. Ветер вынес их в залив, «Плутон» и «Калигула» так и не появились – только «Кассандра» на горизонте беспомощно наблюдала за схваткой. Два французские корабля, почти такие же неуправляемые, как «Сатерленд», дрейфовали неподалеку. На борту трехпалубника Хорнблауэр различил черные разводы – это сочилась из шпигатов человеческая кровь.
