Ознакомительная версия.
Сигнал должен был подать Филипп, сбросив парус, и сделать это так, чтобы парус, падая, накрыл часть изменников, лишив их тем самым возможности защищаться.
Парус упал, началась резня. Филипп сражался до тех пор, пока в живых не осталось никого, кому он мстил за отнятую у него Амину. Через несколько минут все было кончено. Шрифтен, находившийся у руля, неподвижным взглядом наблюдал за происходящим и лишь изредка издавал свое сатанинское хихиканье. Переводя дух, Филипп прислонился к мачте — пал последний из противников.
«Я отомстил за тебя, Амина! — подумал он. — Но что значит жизнь этих мерзавцев по сравнению с твоей?»
Утолив жажду мести, Филипп горько заплакал, закрыв лицо руками, а в это время его приверженцы изымали у убитых деньги, чтобы поделить их между собой. Узнав, что в схватке погибло только трое из числа их сторонников, они пожалели о том, что не убито больше: тогда им досталась бы более кругленькая сумма.
На плоту осталось шестнадцать человек, включая Вандердекена, Крантца и Шрифтена. С рассветом снова потянул бриз. Остатки воды были поделены, чувства голода люди уже не испытывали. Вода же пробудила в них желание выжить.
И хотя Филипп с того момента, когда был разлучен с Аминой, редко разговаривал со Шрифтеном, однако заметил — Крантц тоже обратил на это внимание, — что лоцман снова стал к нему недружелюбен. Его хихиканье, сарказм, кхи, кхи, кхи, казалось, не имели конца, а взгляд пронзал Филиппа с такой неприязнью, как и при первой встрече. Лишь Амина смогла на некоторое время укротить дикий нрав одноглазого, а с ее исчезновением благоволение Шрифтена к ее мужу рассеялось как дым. Однако все это не очень-то занимало Филиппа. Его беспокоило другое. Потеря Амины была тяжким испытанием для его сердца, все остальное казалось ему ничтожным и несущественным.
Бриз усиливался, и люди на плоту надеялись достичь бухты часа через два, но фортуна снова отвернулась от них: мачта не выдержала и обломилась. Но этим дело не кончилось. Когда повреждение было устранено, ветер уже почти совсем стих и их опять отнесло в открытое море. Уставший Филипп уснул рядом с Крантцем, Шрифтен занял место у руля.
Филипп спал крепким сном. Ему снилась Амина: она пребывала в сладкой дреме среди кокосовой рощи, а он охранял ее; она улыбнулась и назвала его по имени.
И тут Филипп проснулся от какого-то странного толчка. Еще не придя в себя, он подумал, что это, наверное, Шрифтен подкрался к нему и пытается завладеть его реликвией. Вздрогнув от этой мысли, он вскочил, чтобы схватить грабителя, и действительно, перед ним была не пустота, а лоцман, который стоял на коленях и вытягивал из-под него цепочку. Схватка была короткой. Вскоре Филипп снова владел своим сокровищем и крепко держал Шрифтена за горло. Затем он приподнял дрожащими руками почти бездыханное тело лоцмана и столкнул его в море.
— Человек ты или дьявол! — вскричал Филипп. — Будь кем угодно и спасайся теперь сам, если сможешь!
От их возни проснулись Крантц и несколько матросов, однако слишком поздно, чтобы помешать расправе над Шрифтеном. В нескольких словах Филипп рассказал о случившемся. Матросов это не обеспокоило, и они, убедившись, что их деньги целы, снова погрузились в сон.
Еще некоторое время Филипп вглядывался в море — не появится ли Шрифтен и не попытается ли забраться на плот, но лоцман исчез.
Кто рискнул бы описать состояние души Амины, когда она осознала, что разлучена со своим супругом? Остановившимся взглядом провожала она большой плот, который все удалялся от нее, и не сводила с него глаз до тех пор, пока его не поглотила ночь. Затем в немом отчаянии упала на настил. Мало-помалу придя в себя, она огляделась вокруг и крикнула:
— Кто здесь?
Но ответа не последовало.
— Есть здесь кто-нибудь? — еще громче крикнула несчастная.
«Одна! Совсем одна! Филипп разлучен со мной! Мама, мама! Взгляни на свое несчастное дитя!» — пронеслось в голове Амины, и она, потеряв сознание, упала на край плота, ее длинные распущенные волосы рассыпались по воде и зашевелились на волнах.
— Горе мне! Где я? — воскликнула Амина, очнувшись. Она несколько часов пролежала в полном оцепенении.
Солнце низвергало палящие лучи на несчастную женщину и слепило ей глаза. Амина взглянула на плескавшуюся голубую волну и увидела недалеко от плота большую акулу, которая неподвижно стояла, как бы поджидая свою жертву. Амина отодвинулась от края, вскочила и осмотрелась, но обнаружила лишь пустой плот и вновь осознала всю безысходность своего положения.
— О, Филипп, Филипп! — воскликнула она. — Так вот она реальность! И мы с тобой разлучены навсегда! Ах! Мне казалось, что это лишь сон, но теперь все стало явью! Все, все!
Несчастная опустилась на постель, которую Филипп соорудил для нее в свое время на середине плота, и долго лежала неподвижно. Наконец она приподнялась и потянулась к бутылке с водой, чтобы утолить мучившую ее жажду.
«Но к чему пить и есть? — подумала она. — Для чего лелеять мечту о спасении?»
Амина встала и осмотрела горизонт.
«Только море и небо! Не это ли та смерть, та страшная смерть, о которой вещал Шрифтен и которая должна настигнуть меня? — размышляла она. — Медленная смерть под изнуряющим солнцем? Ну и пускай! Судьба! Я выдержу все, что ты можешь ниспослать мне! Человек умирает один раз, а для чего нужна мне жизнь без Филиппа? Но ведь мы могли бы встретиться и снова! — продолжала она размышлять. — Да, да! Могли бы! Кто знает? Тогда: да здравствует жизнь! Я буду дорожить ею ради этой слабой надежды! Но чем мне защищать ее? А ну-ка посмотрим. Он должен быть здесь», — и Амина, ощупав себя, убедилась, что кинжал, который она всегда носила с собой, на месте.
— Я останусь в живых — смерть мне только завещана! — воскликнула она. — Я буду жить ради моего Филиппа!
Амина опустилась на постель, чтобы забыться сном. Ей удалось уснуть, и сон удерживал ее в своих ласковых объятиях несколько часов. Проснувшись, она ощутила, как мало осталось у нее сил. Она осмотрелась вокруг, но опять увидела только небо и море.
«О, это невыносимое одиночество! Смерть тут — желанное избавление! Но нет! Я не должна умереть! Я должна жить ради Филиппа!» Она выпила глоток воды, съела кусочек сухаря и скрестила на груди руки.
«Несколько дней без еды и воды, и все кончится! — были ее мысли. — Оказывалась ли когда-либо какая-нибудь женщина в подобной ситуации? И могу ли я надеяться на спасение? А нереальная мечта — тоже надежда? Почему я избрана для таких мучений? Потому, что вышла замуж за Филиппа? Может быть. А коль так, пусть так и будет!»
Ознакомительная версия.
