— Итак, дорогая моя, должен тебе, сообщить, что мы с капитаном Флинтом обсудили твое будущее.
— Что? Впервые слышу.
— Естественно. — Смит излучал уверенность авторитета, всегда знающего, как следует поступать другим и что для их блага требуется. — Но тебе приятно будет услышать, что пора твоей неудовлетворенности миновала. Я счастлив сообщить, что твои жизненные потребности не останутся более ненасыщенными. — Смит медленно провел языком по губам. — Тебе будут оказаны все услуги, столь необходимые женщине твоей расы.
— Что-то я не пойму, какого дьявола тебе от меня надо.
Как только Смит все разъяснил, в то же мгновение с ее стороны полетели в него всевозможные предметы разной величины и разной степени твердости, не прибитые гвоздями и не закрепленные каким-либо ИНЫМ способом.
Трах! Бах! Бух!
— Сучка! Дрянь! Рвань!
Разозленный Смит выскочил из-за стола и понесся за ней, выкрикивая угрозы. Селена побежала от него, зацепилась об опрокинутый стул и рухнула, Смит упал на нее, ощутил под собой дразнящее трепыхание, рванул рубаху и узрел нечто еще более соблазнительное… Однако засмотрелся. В физиономию Смита врезалась пятка, как большая королевская печать. В голове его раздался гул, как будто грохнул колокол на церкви его прихода. Смит даже не видел, куда бы ей, мерзавке, за такое поведение вмазать, глаза застлала пелена слез.
— Чтоб ты сдохла, сучка черномазая!
— Издохни сам!
Смит кое-как поднялся, утер нос выбившейся из штанов рубахой. Жара стояла страшная, он устал, запыхался. Годы-то уже не те… Похоть отступила, оголившийся фронт защищало лишь лицемерие. Смит прокашлялся и принял позу оскорбленной невинности.
— Такова благодарность за мое стремление оказать посильную ПОМОЩЬ:
— Вот я Флинту расскажу, он тебе окажет помощь.
Смит струхнул.
— Не вижу смысла беспокоить капитана из-за столь мелкого недоразумения.
— Не видишь?
— Э-э… Не вижу.
Она ухмыльнулась, Смит надулся, опустил глаза. А то он не понимал, что безумием было с его стороны пытаться наложить лапу на оговоренное имущество до срока, без разрешения Флинта. Но не смог сдержаться, Нестерпимую тягу испытывал он ко всему женскому, любого возраста, даже нежного детского. Смит застонал.
— «Пастор»! — раздался грубый голос снаружи.
Бум! Бум! Бум! — грохнул в дверь увесистый кулак.
— «Пастор», твою мать! Лодка со «Льва». Сильвер!
7 сентября 1752 года. Остров. Холм Подзорная Труба. Ночь.
Флинт озадачился. Попугай вернулся. Летел, как будто сова, только орал он не по-совиному.
Флинт привык к периодическим отлучкам попугая. С его ли наблюдательностью это не заметить и не понять! Что ж, у каждого свои маленькие странности, у людей, у попугаев… Но в этот раз что-то не так. Обычно птица взлетала на рею, которую здесь, на острове, с успехом заменяла ветка какой-нибудь сосны. Флинт вгляделся во тьму. Трещали кузнечики, грохотал прибой, мерцали звезды… А вот и он, снова злющий, как мстительная фурия из античных мифов.
Налетает и налетает, паскудник, вопя и щелкая клювом. А с чего? Всего-то Флинт разобрался со Скиллетом и Камероном. Пощекотал их кончиком сабли, этак на дюйм втыкал, не глубже, погонял лентяев, чтобы заставить побегать. Ну, поныли они, один мамочку вспомнил… Флинт уже запамятовал, который именно. А второй выбрал занятие поинтереснее, стал клясть Флинта на чем свет стоит. Камерону вдруг вздумалось самому копыта откинуть, как раз когда Флинт со смехом разъяснял Скиллету, что ему приглянулись камероновы уши и что он, Флинт, их себе на память отрежет, прежде чем Камерона на тот свет проводить.
С ушей все и началось. Затихли Скиллет и Камерон, попугай вернулся на Флинтово плечо. И тогда он попытался, ничего дурного в виду не имея, накормить попугая камероновым ухом. Да какой там накормить, только попробовать дал! С этого уха птица, должно быть, и тронулась умом. Бешеными оказались уши у Камерона.
— И-и-и-и-ки-ки-ки-ки-ки!..
Вот он, опять орет, летит и в глаз метит. Гад, как бровь рассадил! Флинт разнервничался. Конечно, можно его и саблей… Или из пистолета. Но птица — его товарищ. Попугай нужен Флинту живым, а не чучелом.
— И-и-и-и-ки-ки-ки-ки-ки!..
Опять! Ой! Вот скотина! Флинт не выдержал, понесся прочь, закрывая голову руками. Вниз по козьей тропе, в лес, где попугаю не разгуляться.
А в лесу стояла непроглядная тьма, ни зги не видать. Звезды сверху остались, над древесными кронами. Душная, вонючая тьма тропического леса, где все гниет и все питается гнилью, от гигантских деревьев до всякой ползучей дряни: личинок, букашек, сороконожек, тысяченожек, слизняков и пауков разного размера, иные и с ладонь попадаются. Гнусное место. Наконец-то нашел Джо Флинт ночлег столь же мерзостный, как и сточная яма его собственного разума.
Ничего, вполне сносный ночлег. И никуда от него не денешься. Вглубь, в джунгли двигаться невозможно, пути не видать, а обратно ненамного светлее, да и этот летучий дьявол не пускает. Флинт поморщился, сел под деревом, привалился к стволу спиной, положил на колени саблю и пистолеты и велел себе спать, успокоив себя тем, что леопардов да пантер на острове не водится… Он не встречал, во всяком случае… А змей Флинт не боялся. В дневное время.
Уже засыпая, он услышал над собой хлопанье крыльев. Попугай тоже устроился на ночь неподалеку. Последняя мысль его весьма утешила: по крайней мере, рядом друг.
6 сентября 1752 года. Южняя якорная стоянки, Борт «Моржи». Семь склянок предполуденнои вахты (около половины двенадцатого берегового времени)
Конечно, где бы тягаться «пастору» Смиту с Сильвером, если бы Долговязый Джон стоял с ним рядом на палубе! Но Сильвер сидел на банке жалкого ялика, команда «Моржа» глядела на него сверху вниз, а «пастор» Смит величественно вышагивал по палубе.
Как и раньше Билли Бонс, Смит восхищался даром предвидения Флинта. Капитан предупреждал, что Сильвер может попытаться совратить команду «Моржа» и приказал ни при каких обстоятельствах не допускать Долговязого Джона на борт.
— Как только он ступит на палубу — пропал ты, мистер Смит! Команда за ним пойдет. Он на голову выше тебя как физически, так и умственно. — Флинт чуть помолчал и добавил: — И духовно.
И когда Сильвер подошел к «Моржу» на ялике с шестеркой гребцов, Смит наотрез оказался дать разрешение, сославшись на клятву, данную на Артикулах.
— Нет, сэр. Мы поклялись, сэр!
— Я не из-за этого захоронения вовсе.
— А для чего же еще, сэр?
