Придя домой, отец нашел там майора де Кальдерона, который был как всегда весел и сыпал шутками то насчет канонады, то насчет назойливости англичан… Быстро перекусив, мы отправились на центральный бастион западной стены, где отец решил разместить штаб. Там мы встретили дона Габриэля де Рохасу-Валле-и-Фигуэру, с которым я не виделся после взятия Тортуги.
В подзорную трубу отец в суровом молчании наблюдал, как с запада на нас двигались колонны вооруженных солдат, которые уже начали разбивать лагерь.
В это время Кальдерон с ехидством в голосе и кривой, презрительной ухмылкой на губах обсуждал то, что видел.
– Вы только посмотрите, где вон тот отряд решил разбить свои палатки. Там же низинка, и в случае хорошего дождичка они будут по пояс в воде. А посмотрите на ту живописную группу с длинными пиками. Они, наверное, надеются проткнуть ими насквозь наши стены. А вон те, которые все в железе, кажется, уже спеклись под нашим солнышком. Видите, еле ноги волочат. Таким темпом половина их армии подойдет к нашим стенам только к ночи.
– Они почему-то высадились за тридцать миль до города. Это, очевидно, промах командования, – сказал отец.
– То, что они измождены и еле передвигают ноги, видно и невооруженным глазом, – подтвердил дон Габриэль. – Если они все такие, им потребуется на отдых целый завтрашний день.
– А уж отдохнуть-то мы им не дадим. Верно? – сказал отец, оторвавшись от подзорной трубы, и с заговорщицкой улыбкой подмигнул Кальдерону. – Как только стемнеет, сделаем вылазку.
– Это непременно, с превеликим удовольствием.
Я также вглядывался в разноцветную массу неприятеля, идущую по полям к городу. Казалось, ей нет конца. Англичане выходили из лесов, скрывались за холмами, снова появлялись и все шли и шли. Подобное скопище войск можно было видеть только в Европе. В психологическом плане это действовало ужасно, особенно на городское ополчение.
– Ваше превосходительство, – еле выдохнул прибежавший запыхавшийся солдат. – Адмирал де ла Плаза… вместе со своей эскадрой… уходит из порта…
Отец удивленно поднял брови. Он коротко спросил, где адмирал, и поспешил за провожатым, приказав мне следовать за ним, а оставшимся наблюдать за неприятелем. Мы ворвались в дом президента Монтемайора, где в дверях столкнулись с адмиралом и его свитой.
– Дон Антонио, какого черта! – закричал мой отец.
– А вы думаете, что я самоубийца, чтобы остаться тут, – заявил адмирал. – Если город будет захвачен, то и моя укрывшаяся на рейде эскадра также будет в ловушке. Я моряк и не хочу зависеть об боевого духа сухопутных. Пока флот англичан не блокировал порт, я решил выйти в море, чтобы спасти эскадру. Я пойду вдоль южного побережья Эспаньолы на восток, но обещаю по мере возможности оказывать помощь с моря. Это все, что я могу для вас сделать.
– А вы подумали, как ваше бегство отразится на гарнизоне города и его жителях?
– Почему я должен стать заложником каких-то горожан? У меня своя задача, у вас своя. Я не хочу, чтобы мои корабли были заперты в устье. Так что разрешите откланяться.
Отец ничего не мог возразить адмиралу, который ему не подчинялся. Он пожелал ему счастливого пути и пошел к президенту де Монтемайору.
Уход армады Barlovento разом перечеркнул все старания отца избежать пораженческих настроений в городе. Адмирал поверг жителей в ужас, когда стало известно, что его четыре корабля собираются покинуть порт. Сразу началось стихийное собрание. Одни горожане кричали, перебивая друг друга, что это предательство Санто-Доминго, другие – что без эскадры город падет, третьи – что нужно повести переговоры с англичанами о выкупе или спасаться бегством. Словом, паника все же началась. Но не это беспокоило меня в тот момент. Как говорится, пусть рушатся миры и цивилизации, но эгоистичная молодость думает только о своем. Все мои мысли были лишь о донье Марии, с которой я так и не сумел повидаться и которая наверняка должна была покинуть остров вместе со своим отцом-адмиралом.
Воспользовавшись общей сумятицей в доме губернатора, я выскользнул наружу и, презрев жару, пустился в погоню за своим ускользающим счастьем. Почему-то я подумал, что донья Мария должна быть в доме адмирала, и эта ошибка мне стоила дорого. Лишь после того как мне сказали, что ее уже давно нет, я кинулся в порт. Как же я сразу не догадался, что она, скорее всего, на борту адмиральского флагмана. Я был в полном исступлении. Я мечтал признаться донье Марии в любви, просить ее отказаться от брака с командиром альгвасилов Мальпикой, но так и не успел к отправке эскадры, которая, как оказалось, уже давно стояла на рейде, поджидая лишь своего адмирала. Мое отчаяние было настолько велико, что я готов был броситься в реку, держа в зубах шпагу, и плыть до флагманского корабля, чтобы взять его на абордаж…
Проводив взглядом отходящие суда армады, я понимал, что все рухнуло. Любовь, сомнения и мечты. Что, скорее всего, их уже никогда не вернуть, как нельзя поворотить время вспять. Дурак, так нелепо упустил свою любовь, свою девушку, с которой так и не смог поговорить и все объяснить. От беспомощности на меня накатила такая волна ярости, что в глазах потемнело и пошли желтые круги, как при солнечном ударе. Да, скорее всего, это и был удар, так как я даже закричал в исступлении. Кто-то должен ответить за все мои напасти, но кто? С кем мне расквитаться, чтобы отогнать злую судьбу? С кем?!
И вдруг словно кто-то свыше услышал мой крик отчаяния, и у меня в поле зрения сквозь темноту и желтые круги стали проступать сперва неясные, а потом все более отчетливые фигуры. Вскоре я узнал одну из них – это был командир альгвасилов дон Хуан де Мальпика… мой счастливый соперник. Очевидно, он провожал свою невесту, а теперь в окружении охранников возвращался в город с пристани. Он гордо шел впереди в шляпе с развевающимся плюмажем, сзади стучали деревянными каблуками башмаков о булыжную мостовую и позвякивали шпагами еще пятеро весьма бравого вида стражников. Тогда у меня даже в мыслях не было, что начальник стражи города мог просто идти по своим делам, а не быть посланным мне богом, чтобы расквитаться. Передо мной был лишь тот образ, который уже давно стал отождествлением всего самого злого, что может быть на свете. Именно его я винил во всем плохом в моей жизни. Вот кто должен был помочь мне избавиться от ужасающей злобы на самого себя.
– Празднуете победу, сеньор фискал? – сказал я, идя ему навстречу.
– А, это мы, молодой человек. На этот раз вы, похоже, не бежите от меня, словно зайчонок. Но если вы решили, презрев трусость, все же дать мне удовлетворение, то ей-богу сейчас не время. Сами видите, что творится… К тому же военный губернатор объявил смертную казнь любому, кто будет сводить личные счеты в то время, когда под стенами города стоит неприятель. Что скажете? Обычно вы слушаетесь приказов своего отца, чтобы избежать наказания. Что же вы стоите? Бегите, как и в прошлый раз. А мы лишь снова посмеемся над вами.
