– Судя по камням, – сказал капитан, – они собираются напасть на нас. Я уже видел такое, когда плавал с капитаном…
– Куком, сэр? – Я снова влез с вопросом в самое неподходящее время.
– Да, конечно, с капитаном Куком, – раздраженно ответил он. – Послушай, Тернстайл, приготовься к отступлению, ладно? Ты набрал воды?
– Да, сэр.
– Тогда держись поближе к мичманам.
Отойдя в сторонку, я увидел, как один из дикарей приблизился к капитану, по-дружески взял его за руку и потянул, широко улыбаясь, к цепочке своих соплеменников. Он полагает, решил я, что если капитан останется на острове, то и мы все останемся тоже.
– Нет-нет, – сказал капитан и, ласково усмехнувшись, высвободил свою руку. – Боюсь, задержаться здесь мы не сможем. Конечно, ничего лучшего каждый из нас не желал бы, вы были необычайно добры к нам, но время не ждет. Прощайте, и да пребудет с вами благословение нашего короля.
Я покачал головой, удивляясь тому, что он разговаривает по-английски с людьми, которые его не понимают, однако капитан продолжал говорить. А когда он закончил и повернулся к баркасу, клацанье камней усилилось. Я увидел, что некоторые дикари начинают подбираться к нам.
– А теперь быстро, но с осторожностью, – ясно и громко, чтобы его услышали все мы, приказал капитан. – К баркасу!
Так мы и сделали, вошли в воду, хоть дикари и тянули нас назад. Нам оставалось только вырываться из их рук, и я чувствовал, что они в любое мгновение могут перейти к смертоубийству. Хотя существовал шанс, что они нас отпустят, страшно горюя, разумеется, но без угроз. Или набросятся всем скопом. Но вот я уже забрался в баркас и сидел, наблюдая за медленно приближавшимися капитаном и офицерами. Мысленно я подгонял их, молил, чтобы они шагали побыстрее, однако капитан не желал показать, что кто-то из нас, и он в том числе, хотя бы в малой мере испуган.
К моменту, когда все погрузились в баркас, туземцы успели преодолеть половину расстояния до него. Они что-то кричали нам, уже без смеха, но вроде бы нападать все-таки не собирались. Я занял свое место на корме, оказавшись, увы, ближе всех к ним, и вдруг краем глаза заметил, как старший матрос Джон Нортон спрыгнул в воду и направился к берегу, вернее сказать, к колу, к которому была привязана веревка, удерживавшая баркас, – ясно было, что он собирается отвязать ее.
– Вернитесь! – закричал мистер Фрейер, однако капитан, вскочивший на ноги и тоже закричавший, заглушил его голос.
– Немедленно назад, мистер Нортон! Мы обрежем веревку!
Нортон обернулся, и дикари, увидев его спину, взревели. Он поворотился к ним лицом, и человек тридцать, наверное, ринулось к нему. Нортон отступил назад, споткнулся, упал, а убийцы, расплескивая воду и упоенно хохоча, накинулись на него и обрушили на голову несчастного удары камней.
– Руби конец, Тернстайл! – заорал капитан, я оглянулся – как раз вовремя, чтобы поймать нож, который он бросил мне рукоятью вперед; а ведь тот меня и по башке мог ударить или руку оттяпать, подумал я. Я посмотрел на нож, не вполне понимая, что делать, снова взглянул в сторону страшной сцены, которая разыгрывалась невдалеке от меня.
Вода уже алела от крови мистера Нортона, но дикарям, судя по всему, одной лишь ее было мало. Они повернулись к нам, я быстро перерезал веревку, и баркас рванулся в открытое море. Нечего было и сомневаться, дикари могли схватить нас или поплыть за нами и поубивать всех до единого, однако после того, как мы отошли от берега, решили, по-видимому, с нами не связываться.
Последним, что я увидел, был безголовый труп Джона Нортона с кровавой культей шеи – дикари тащили его на остров с не-знаю-уж-какой страшной целью.
В баркасе было тихо, мы молчали, оцепенев от ужаса, горюя по нашему товарищу, и я отвел взгляд от жуткого зрелища, посмотрел в море. Но смотреть там было не на что. Нечему было изгнать эту картину из моей головы.
День 7: 4 мая
Конечно, я испытал некоторое облегчение, очутившись вдали от проклятого острова с его окаянными убийцами, однако возвращение на баркас напомнило мне о том, насколько, по правде сказать, малы были наши шансы пережить это приключение. Не прошло и недели, а мы уже потеряли одного человека – и хорошего к тому же, ибо Джон Нортон не только всегда относился ко мне по-доброму, он был тем из немногих на борту «Баунти», кто устоял перед искушением использовать дурацкую кличку «Турнепс». Все мы жалели его, хоть я и услышал как-то раз чье-то непристойное замечание, насколько больше места освободилось бы для нас на баркасе, если бы в лапы к дикарям попал не только мистер Нортон.
Помню, море было в тот день бурным, и хотя баркас стал более прочным и надежным, чем при нашем прибытии на остров Дружбы, грохот сшибавшихся вокруг валов означал, что нам придется потратить немалое время, вычерпывая воду с его дна и возвращая ее туда, где ей и быть надлежит. Неблагодарная работа тянулась и тянулась, так что у меня скоро начали отваливаться руки, а ко времени, когда ветер немного стих и мы смогли посидеть и передохнуть, мышцы мои обратились в студень и подрагивали под кожей словно бы в ужасе от пережитого.
– Мистер Фрейер, – спросил под вечер наш мясник, Роберт Лэмб, повертев предварительно головой и ничего, кроме открытого моря, не обнаружив, – капитану известно, куда мы направляемся, сэр?
– Конечно, известно, Лэмб, – ответил штурман. – У капитана отличное чутье на подобные вещи, вы должны доверять ему. Мы идем на вест-норд-вест, в направлении Фиджи.
– Фиджи, говорите? – переспросил мясник, и по голосу его было ясно, что такой ответ его не порадовал.
– Да, мистер Лэмб. Вас это не устраивает?
– О нет, сэр, – быстро отперся тот и покачал головой. – Я слышал, это очень красивые острова.
Мне пришло в голову, что он чего-то недоговаривает, поскольку физиономия его приобрела озабоченное выражение, и я, дождавшись, когда мистер Фрейер переберется на нос баркаса, пододвинулся к моему товарищу по несчастью и ткнул его пальцем в бок.
– Чего тебе, юный Турнепс? – спросил он, с недовольным видом повернувшись; впрочем, я не испугался – прежнее его обыкновение чуть что лезть в драку, которое он частенько демонстрировал в кубрике «Баунти», в теперешних условиях сошло на нет.
– Насчет Фиджи, – сказал я. – Вам о них что-то известно?
– Кое-что. Но прими на веру слово честного человека, Турнепс: того, что я о них слышал, тебе лучше не знать.
Я нервно сглотнул, сдвинул брови и попросил:
– Расскажите, мистер Лэмб. Мне интересно.
Он поозирался, проверяя, не слышит ли нас кто, однако почти все моряки в этот час дремали, благо добрый ветер нес наш баркас в нужном направлении.
– Там что, женщин много? – спросил я. – Таких же, как на Отэити? Не шибко добродетельных?
Я, может быть, и просидел в баркасе целую неделю и устал до крайних, ненатуральных пределов, но все же мне было пятнадцать лет и временами я распалялся до чертиков, а поскольку после прощания с «Баунти» никакой возможности потягать себя за свистульку не имел, желание меня снедало свирепое. Одного упоминания о недобродетельных женщинах было достаточно, чтобы вся моя кровь отхлынула в южном направлении.
– Не в этом дело, паренек, – доверительно прошептал он. – Был у меня когда-то дружок по имени Чарлз Конвей, отличный малый. Он плавал с капитаном Клерком, так они однажды зашли на Фиджи, и уж не знаю, чего у них там приключилось, а только туземцы изловили трех их товарищей, связали, бросили в котел с водой, сварили заживо и сожрали.
– Вместе с костями? – вытаращил я глаза.
– Костями они в зубах ковыряли. Как тролли в сказках, которые ты в детстве читал.
– По-моему, нам на эти Фиджи лучше не заходить, – сказал я, решив не лишать его заблуждений касательно моего знакомства с детской литературой. – Я не хочу, чтобы меня заживо съели.
– Ну, строго говоря, тебя сначала сварят, – пожав плечами, уточнил он, как будто эта тонкость делала весь дикарский обычай более приемлемым. – Так что живым ты, пожалуй, навряд ли останешься.
