Как он и обещал, дверь кормовой каюты починили и Селену заперли. Но лишь только остров исчез за горизонтом, он выпустил девушку, пригласил на палубу и обходился с нею столь же по-королевски, как и при первом ее появлении на борту. И «дорогая», и «мадам», и «моя нубийская принцесса»…
Но видно было, что Флинт уже не тот. Он мог в любой момент взбеситься, чего с ним раньше никогда не случалось. Для нее он, правда, в такие моменты опасности не представлял — только для команды. Селена полагала, что голову, которую мистеру Коудрею снова пришлось заделывать, Флинт изрядно повредил. И еще она считала, что Флинту сильно недостает попугая, хотя он исчезнувшую птицу ни разу не помянул.
К счастью для Селены команда теперь боялась капитана пуще прежнего, особенно из-за его непредсказуемых припадков бешенства. На нее отныне и глянуть-то боялись, не говоря уж об усмешках или репликах Только и слышно было робкое: «Так точно, мисс Селена», «Никак нет, мисс Селена», «Будет сделано, мисс Селена», и тому подобное. Так что ей ничто не мешало разгуливать по палубе и залезать куда вздумается.
И Флинт больше не подглядывал в дырочки. Более того, они вдруг оказались заделанными. Селена ведь давно знала, где располагались «половые щели» капитана Флинта. Зато завел Флинт новую моду: он целовал Селене руку, как знатной леди, да обнимал за талию, Казалось, он при этом млел, поэтому она заподозрила, что старая игра велась на новый лад.
Что бы там ей ни казалось, а вот с Джоном Сильвером ей точно не суждено скоро увидеться, да и суждено ли вообще… И это плохо, очень плохо. И ничего ведь не поделаешь. Ждать и надеяться, вот и весь выбор.
Чтобы не терять времени зря, она упросила Флинта научить ее заряжать и стрелять, что ему и самому понравилось. И вскоре Селена стала весьма неплохим стрелком.
12 сентября 1752 года. Остров. Холм Подзорная Труба. Утро
Хоть ходить стало легче, и то слава богу! Плотник приделал к концу костыля кругловатую деревяшку, чтобы Сильвер не утопал в песке или в трясине болотной. На сухой твердой поверхности костыль стал на дюйм выше, да и ладно. И вот Джон Сильвер пустился осматривать остров, проводить инвентаризацию, можно сказать. С макушки острова открывался отличный вид. Но на сей раз он не радовал. Да и воздух не был чистым и свежим, особенно при таком жарком солнце.
— И кто бы это мог быть? — спросил Сильвер, вглядываясь в раздутый, кишащий личинками мух труп, валяющийся под мускатным орехом. — Сдается мне, встретились мы с Джимми Камероном, мистер Хендс.
— Точно, капитан, — подтвердил Израэль Хендс и добавил: — И вон еще Фрэнки Скиллет, подальше, голова глаже задницы и пуля в брюхе. Он, точно, из всей шестерки один бритый был.
Попугай на плече Сильвера квакнул и потерся клювом о капитанов висок.
— Да, навидался ты, бедняга — пробормотал Сильвер и пощекотал зеленые перья. — Ты бы точно смог рассказать, как эти бедные олухи простились с жизнью. Но ладно, ладно, молчи, не растравляй старые раны, мы и сами все понимаем.
Попугай благодарно щипнул Сильвера за ухо. Раны его оказались несерьезными, вот устал он сильно. Особенно духом устал. Через день-другой попугай уже взлетел и опустился на плечо Сильвера, как будто и всегда там сидел. И корм брал теперь только от Сильвера, на остальных косился.
— Итого, значит, четыре, капитан, — по-бухгалтерски подвел итог Хендс. — С Питером Эвансом на пляже и Йеном Фрезером там, — он мотнул головой в сторону большой Флинтовой скалы. — Это же Флинт их, так я понимаю…
— Ну, не мамочки же их родные!
— Бот только где Роб Тэйлор и Генри Говард…
— Души их там же, так что помочь им ты теперь ничем не сумеешь. Ф-фу, вонища! Пошли вниз, мистер пушкарь.
Он заковылял обратно. Спуск дело неудобное. Пройдя несколько шагов, Сильвер остановился и обернулся.
— Израэль, приятель… А вот скажи-ка мне, что бы случилось, если бы ты, Слепой Пью да Сарни Сойер всучили мне тогда черную метку, тогда, на «Льве»? Может, помирились бы с Флинтом и была б у вас сейчас палуба под ногами…
— Не-е, кэп, не-е! — Хендс истово замотал головой, как дикарь пращой. — Не было никакой метки, не было. Мы пришли, чтобы сказать, что мы с тобой, все до одного. Мы обсудили и решили, что дурака сваляли, надо было против захоронения голосовать. Флинт себя выдал, когда велел «Льву» и «Моржу» следить друг за другом и стрелять, коли другой подастся к берегу, Этот скот науськивал нас друг на друга. Ты все время прав был, и мы хотели прощения просить.
— Да ну?
— Точно, капитан! Не было тогда на борту человека, как и теперь нет на острове, который бы за тобой не пошел, куда ни поведешь. Все остатние зубы даю!
Чтобы не проявить эмоций, позволительных женщине или ребенку, но никак не капитану и боевому командиру, Сильвер стиснул зубы и глянул куда-то в сторону.
Он вздохнул, потер глаза и улыбнулся Израэлю Хендсу. Много работы предстоит в этом заброшенном Богом местечке. Флинт обещал вернуться, и он вернется, коли жив останется. И за. Селену Сильвер не мог не беспокоиться. Да и суждено ли ему снова ее увидеть… Но со всем можно сладить, если с тобой добрая команда. Долговязый Джон снова повернул вниз, на козью тропку, ловко виляя меж камней. Он шел, высокий, на голову выше самого рослого в команде, в синем обожженном мундире с большими латунными пуговицами, в шляпе над красным шелковым платком, впитывающим пот. На боку сабля, за поясом два пистолета, в плечо вцепился когтями большой зеленый попугай.
— Идем, идем, мистер Хендс. Много нам дел предстоит!
Юлианский и григорианский календари
В пятницу 15 октября 1582 года просвещенная католическая Европа приняла новый Григорианский календарь, предложенный калабрийским астрономом Алоизиусом Аилиусом и введенный буллой Его Святейшества Папы Григория XIII, в честь которого этот календарь и назван.
Григорианский календарь корректировал ошибку, накопившуюся в прежнем, юлианском календаре, заставлявшую естественные природные явления, такие, как равноденствия, «сползать» все дальше и дальше от года к году.
Введение нового календаре требовало, чтобы после четверга 4 октября 1582 года следовала пятница 15 октября.
Протестантская Европа, включая Англию и ее заморские владения, сопротивлялась всему католическому, в том числе и новому календарю, до тех пор, пока глупость такой политики не стала слишком очевидной.
Наконец, через 170 лет, под негодующие вопли невежд, требовавших: «ВЕРНИТЕ НАШИ ОДИННАДЦАТЬ ДНЕЙ!» — Британия все же ввела григорианский календарь, и за средой 2 сентября 1752 года последовал четверг, 14 сентября.
