Разговор предстоял неприятный, ну просто как давиться… Однако сам кашу заварил. И отступать Василий не собирался. Получив приглашение от Эссена прибыть в командирский салон, лейтенант уже через пять минут постучался в дверь.
— Заходите, Василий Михайлович, присаживайтесь, — радушно пригласил командир броненосца офицера. — Прочитал ваш рапорт. Удивлён. Вы просите отпуск, когда "Пересвет" в таком состоянии?
— Извините, Николай Оттович, я наверное не сумел выразиться внятно. Конечно, я прошу об отпуске только после того, как приведу в порядок всю его минно-электрическую часть, — Василий густо краснел, но отступать не собирался.
— А в чём причина такой спешки, Василий Михайлович? Я правильно догадался? — Эссен прекрасно видел смущение Соймонова и в его глазах прыгали лукавые искорки.
— Думаю, что правильно, — Василий сначала потупил глаза, но потом, словно застыдившись своего смущения, с вызовом посмотрел на Эссена. — Правильно поняли! Неужели вы в этом видите что-то постыдное?
— Да Боже упаси! Эх, молодость, молодость! Я прекрасно понимаю вас, но всё-таки служба – есть служба, война ещё не закончилась.
— Но наш "Пересвет" ещё долго будет небоеспособен, а свою часть я обязательно приведу в порядок. Отъеду не раньше, чем самый придирчивый проверяющий признает, что всё в порядке.
— О-оо! Вы, к вашему счастью, пока ещё не знаете, что значит просто придирчивый проверяющий. А уж "самый придирчивый"… Но дело не в этом. Я верю, что вы разберётесь со своим электричеством достаточно быстро, ну в смысле с проводами. А где взять новые прожектора? Вы наше российское разгильдяйство забыли? Мне вам надо доказывать, что каждую лампочку достать для вас будет серьёзной проблемой и битвой с нашими береговыми бюрократами и крючкотворами? Я не прав?
Василий понял, что командир припёр его к стенке и возразить нечего.
— Ладно, успокойтесь, подпишу я ваш рапорт, — глянув на мгновенно осунувшееся лицо своего старшего минёра, сказал Николай Оттович. — Я о другом с вами сейчас поговорить хочу. А! Кстати! А почему вы не упомянули в рапорте о своём ранении? Мне было бы легче ходатайствовать о его удовлетворении.
— Но ранение-то лёгкое, царапина, можно сказать, — в глазах лейтенанта появилась надежда. — Было бы унизительно козырять этим, когда есть огромное количество действительно серьёзно раненных офицеров. Но, Николай Оттович, а как же вы меня отпустите, если столько проблем предстоит решать? А о чём о другом вы хотели поговорить? А…
— Стоп! Слишком много вопросов сразу, молодой человек, — улыбнулся каперанг. — Для начала напомню, что кроме вас есть ещё и младший минный офицер – пусть с месячишко поработает без вашего присмотра, покажет, что он способен занять ваше место.
У Василия похолодело внутри: он ожидал, что командир может быть недоволен его просьбой, что откажет, но чтобы отрешить от должности… И если бы какой другой командир, но Эссен! Рассудок отказывался воспринимать эту информацию, но слова прозвучали.
— А какая должность? — голос Соймонова предательски дрогнул, выдавая волнение.
— Я хочу предложить вам стать старшим офицером "Пересвета", — весело посмотрел в глаза лейтенанта Николай Оттович. — А вы о чём подумали?
— Мне?? — Василий ошарашенно посмотрел на командира. — Старшим офицером? Да я же ещё…
— Да-да. Полгода назад вы были мичманцом, вахтенным офицером маленького миноносца, а сегодня я вам предлагаю должность… "Второго после Бога", учитывая, что первый после Всевышнего на "Пересвете" – я. Война, Василий Михайлович. Ещё не такие взлёты бывали в военное время. В конце-концов мне решать, кого из офицеров я хочу видеть на месте своего первого помощника. Вы умны и пользуетесь авторитетом, вы тактичны, когда надо и требовательны, когда необходимо. И вы честолюбивы. В хорошем смысле. Быть вам адмиралом, но именно должность старшого и есть самая главная ступенька в пути к орлам на погоны.
Просто необходимо пройти через эту "собачью" должность. Командовать кораблём буду я, а экипажем – вы. И матросами, и кондукторами, и господами офицерами. Последнее сложнее всего. Многие из них в одном с вами чине, у многих из них гонору… Ну не мне вам объяснять. И вы должны будете быть тактичным и гибким в одних случаях и решительным и непреклонным в других. И сами должны будете понимать когда каким быть. И корабль фактически на вас. Все "железки" и "деревяшки", ну и всё остальное, из других материалов. Жить вам придётся на броненосце. Не случайно на флоте говорят о давних событиях: "Это было ещё до того, как старшой сходил на берег". Но без этого не стать хорошим командиром. А ведь вы хотите стать и командиром большого корабля, и адмиралом. И было бы ненормально, если бы не хотели. Тогда и не стоило вообще поступать в Морской Корпус. Что скажете, Василий Михайлович?
— Ну мой ответ достаточно очевиден. Я совершенно согласен со всем, что вы сказали, Николай Оттович. Да, я как и все, хочу делать карьеру и понимаю, что не пройдя через эту должность настоящим командиром не станешь. Но неужели, несмотря на мою молодость и небольшой опыт, начальство согласиться с моей кандидатурой? И на броненосце, и на флоте полно лейтенантов имеющих преимущество в старшинстве передо мной, а занимающих должности более скромные, чем старший офицер броненосца. Я-то с благодарностью приму ваше предложение, но не очень верю в реальность этого.
— Этого достаточно. Мне нужно было только ваше согласие – остальное предоставьте мне. А сейчас – в добрый путь! Езжайте в Петербург. Даю вам две недели не считая дороги. Отдохните, поправляйтесь, решайте свои сердечные дела. До встречи! Честь имею!
26.06.1905. Санкт-Петербург
Барышни Васильевского острова очень хорошо разбирались в военно-морских чинах и наградах. Для большинства из них морские офицеры были кругом общения и потенциальными женихами. Да и отцы с братьями зачастую служили на флоте.
Поэтому молодой лейтенант в парадной форме, с тремя орденами на груди (кроме полученных ранее Георгия и Станислава, Василию была пожалована за бой в Цусимском проливе ещё и Анна 3-й степени с мечами) вызывал живой интерес и привлекал неравнодушные взгляды встречавшихся по дороге красоток.
Василий чувствовал это и ему было приятно ощущать внимание хорошеньких девушек. Но он спешил к одной единственной и все мысли у него были только о ней.
Взлетев на третий этаж по знакомой лестнице он, с колотящимся сердцем, позвонил в дверь.
Алёна, горничная Капитоновых, даже не сразу узнала в блестящем офицере давно здесь не появлявшегося скромного мичмана.