Луис Ламур - Одинокие мужчины

Телль Сакетт, известный на Диком Западе своей отвагой и меткостью, получил в Тусоне письмо — жена его брата просила спасти похищенного индейцами сына. Он не раздумывая отправился в Сьерра-Мадре, обитель индейцев, хотя его предупреждали, что это чистое безрассудство. Но отважному Сакетту не страшны опасности. Пусть боятся те, кто встанет у него на пути или попытается обмануть...

v 1.0 — создание fb2 — Roland

v 1.1 — изменен порядковый номер книги в серии, дополнительное форматирование — Faiber

Было жарко. Ложбинка на вершине пустынного каменистого холма, где я укрылся, была заполнена жаром, словно раскаленная печь, камни были подобны угольям. Внизу, в пустыне, где затаились апачи, поднимались потоки знойного воздуха. И только высившиеся вдали горы навевали прохладу.

Я провел языком по пересохшим, потрескавшимся губам, и мне показалось, что вместо языка у меня во рту щепка. Рядом на скале виднелись пятна запекшейся крови — моей крови.

Я заметил на склоне холма свою фляжку, пробитую пулей. Возможно, там осталась капелька воды, которая поможет мне не умереть от жажды… если удастся до нее добраться.

Чуть дальше лежал мой гнедой, которого я загнал, спасая собственную шкуру, с пулей в животе. Все мои пожитки уместились в седельных сумках, я никогда не был богатым, с этим мне явно не везло.

Дома, на высоких холмах Теннесси, говорили, что с Сэкеттами лучше не связываться, но апачи, видимо, не слышали об этом, либо слышали, но не поверили.

Если посмотреть на индейца-апача со стороны, он вроде не представляет ничего страшного, однако на своей земле, среди кустарников и скал, это первоклассный воин и боец, особенно в условиях партизанской войны.

Солнце било мне в глаза, и соленый пот заливал их. Я поудобнее перехватил винтовку и поискал взглядом индейцев. Во рту пересохло, пальцы свело, а спусковой крючок раскалился так, что я предпочитал не притрагиваться к нему, если, конечно, не возникнет необходимости стрелять.

Внизу, на тропе, лежал мертвый Билли Хиггинс, раненный в живот. Его прикончила выпущенная мною пуля ради избавления от неминуемых пыток.

Утром мы по холодку двигались на восток, когда внезапно, словно из-под земли, выскочили апачи и накинулись на нас. Вообще это была даже не их земля, а индейцев из племен пима или папаго, которые дружественно относились к белым и при первой же возможности сами вступали в борьбу с апачами.

Когда нападают индейцы, каждый спасается как может. Мы с Билли бросились наутек, туда, где можно было отстреливаться, укрывшись за скалами.

Неожиданно из-за кустов выскочил индеец со «спенсером» 56-го калибра и выстрелил в Билли. Пуля угодила ему в живот, рана была смертельной, и он это знал.

Развернув коня, я поскакал к нему, но он спокойно, как ни в чем не бывало, взглянул на меня и сказал:

— Беги, Телль. Я на своем веку навидался раненых животных, но хуже моей раны не бывает.

Он был в шоке, но я знал, что через минуту или две начнется адская боль.

Я нагнулся, но Билли остановил меня:

— Клянусь Господом, Телль, если ты приподнимешь меня, все мои внутренности вывалятся наружу. Беги, но обещай за меня отомстить. Ты принесешь мне больше пользы, если будешь отстреливаться и не подпустишь индейцев.

Он говорил чистую правду, и мы оба понимали это, поэтому я опять развернул коня и как угорелый кинулся к скалам. Только далеко мне уйти не удалось. Я услыхал выстрелы, почувствовал, как мой гнедой сбился с шага, потом ноги его стали заплетаться, но каким-то чудом он продержался еще ярдов пятьдесят или даже больше. Затем начал заваливаться на бок. Я спрыгнул с седла и побежал, а вдогонку мне неслись пули, взбивавшие вокруг меня пыль.

На вершине холма одна пуля все-таки задела меня и тем самым спасла мне жизнь.

Удар сбил меня с ног, я потерял равновесие и кубарем покатился по земле, а еще две пули с визгом ударили в камни в том месте, где только что была моя голова. Кое-как поднявшись на ноги, я нырнул в ложбинку и залег с винтовкой в руках, плотно прижимаясь к земле. Когда показался первый апач, я тут же всадил ему пулю промеж глаз.

После этого все вроде бы успокоилось, но смыться отсюда возможности не было. Местность вокруг была совершенно голая, так что мне поневоле пришлось остаться здесь. А тем временем наступила полуденная жара.

Я не имел ни малейшего представления о том, сколько там было индейцев. Апачи в пустыне были на подножном корму, поэтому обычно путешествовали небольшими группами — человек двенадцать — восемнадцать, редко — тридцать, во всяком случае, так говорили. Да я и сам знал это, как-никак не новичок в этих краях.

На северо-западе слышалась стрельба, стало быть, наши попутчики живы. Из Юмы мы выехали впятером, до этого никто друг друга не знал. В те времена так путешествовали. Зачастую компания сколачивалась из людей, которые прежде никогда не встречались. Вот так же и мы ничего не знали друг о друге. На индейских землях путешествовать в одиночку было весьма опасно, и мы радовались, что всем пятерым по пути.

И вот теперь Билли лежит на земле, а рядом с ним — убитый апач. Хуже положения не придумаешь. Если в Тусоне за карточным столиком мне оставили место, то, похоже, оно так и будет пустовать.

Я немного повозился и нагромоздил на краю ложбинки камней — лишняя предосторожность не помешает, — соорудив несколько бойниц. Перезарядил винтовку — мне следует быть начеку.

Апачи умеют ждать. Они способны сидеть часами, пока противник не допустит оплошности. Белый человек быстро теряет терпение, он не выносит бездействия. И тогда, не успев и глазом моргнуть, ощущает на себе обрушивающийся со всех сторон град пуль.

Но я не таков. Я вырос в Теннесси, на земле индейцев чероки, а мой отец всю жизнь провел в горах, с детства сражаясь с индейцами. Когда он возвращался домой, то учил нас всему, что знал сам, да и у индейцев я тоже кое-что перенял.