Да, только в Новом Свете, только в Америке, здесь, на берегах прекрасного Южного моря, сохранились нравы и обычаи, напоминающие времена рыцарей и трубадуров.
— Сколько в тебе огня, Кармен! Кстати, о странствующих рыцарях. Если глаза не изменяют, мне, два таких рыцаря направляются к нашему дому. Вообрази, что ты стоишь на башне старинного мавританского замка, и окажи этим «трубадурам» соответствующий прием. Ха-ха-ха!
Молодая андалузка звонко расхохоталась. Кармен, по-видимому, не разделяла веселости своей подруги. Лицо ее затуманилось. Она мрачно смотрела на видневшихся в отдалении всадников.
— Вот типичные калифорнийские рыцари! — иронически заметила Иньеса.
— Типичные калифорнийские негодяи! — грустно сказала Кармен.
Глава VII
ДВА КАЛИФОРНИЙСКИХ КАБАЛЬЕРО
Типичные калифорнийские рыцари, они же негодяи, только что оставили за собой предместье Сан-Франциско и выехали на дорогу, тянувшуюся вдоль берега.
На обоих были национальные калифорнийские костюмы, необыкновенно роскошные и живописные.
Эти костюмы состояли из широких штанов, отделанных по швам двумя рядами филигранных пуговиц, соединенных изящной золотой шнуровкой, из высоких сапог со шпорами, колесца которых достигали нескольких дюймов в диаметре и блестели у каблуков, точно большие, яркие звезды, и из обтянутых бархатных курток, украшенных великолепной вышивкой. Вокруг станов обоих «рыцарей» обвивались шарфы из китайского шелка, небрежно завязанные на боку и заканчивающиеся тонкой золотой бахромой. Головными уборами им служили широкополые сомбреро, обшитые блестящим галуном. Кроме того, на плечах обоих всадников красовались манги, изящные дорогие плащи, выдерживающие сравнение даже с античными тогами. На одном из них манга была пурпурная, на другом — лазурно-голубая.
Лошади производили не менее эффектное впечатление, чем всадники. Седла из тисненой кожи, поблескивающие серебряными пуговками, вышитые чепраки, уздечки из плетеного конского волоса, оканчивающиеся сверкающими кистями, мундштуки восточного образца — все это невольно обращало на себя внимание.
Сами кони были на редкость хороши. Не особенно крупные, но чистокровные, они отличались редким совершенством форм. Всякий знаток, наверное, залюбовался бы ими. Они происходили от арабских лошадей, привезенных в Новый Свет конкистадорами. Вполне возможно, что на их далеких предках ездили Альварадо, Сандоваль или даже сам Фернандо Кортес.
Смуглые, характерные лица обоих всадников свидетельствовали о том, что они принадлежат к латинской расе. В одном сразу можно было узнать испанца. В другом испанский тип выражался менее определенно.
Кабальеро в лазурно-голубом плаще был обязан смуглым цветом лица не маврам, а калифорнийским туземцам. Очевидно, в жизни одного из его отдаленных предков сыграла некоторую роль какая-нибудь красивая индеанка. Среднего роста, широкоплечий и худощавый, он как будто составлял одно целое со своим конем. Большая часть его жизни протекала в седле. От этого его ноги несколько искривились. Красотой он не мог похвастать. Плоское и круглое лицо его, с приплюснутым носом, раздувающимися ноздрями и толстыми губами, как будто изобличало в нем негра. Но угольно-черные волосы его не вились, а торчали совершенно прямо, как иголки. По всей вероятности, в нем текла не негритянская, а малайская кровь. В этом не было ничего удивительного, так как некоторые племена калифорнийских индейцев произошли именно от малайцев.
Кабальеро в голубом плаще родился и вырос в Калифорнии, на берегу залива Сан-Франциско. Он был сыном одного из самых зажиточных скотоводов страны. Ему недавно исполнилось двадцать семь лет. Звали его Фаустино Кальдерон. Он получил в наследство от отца много земли и несколько тысяч голов скота.
Кабальеро в пурпурном плаще казался несколько старше своего спутника и не походил на него ни наружностью, ни характером. Он был и гораздо красивее, и гораздо умнее. Испанская кровь ясно чувствовалась в нем. Черты его овального лица производили скорее приятное впечатление. Оливково-смуглые щеки, почти квадратный подбородок, крупный, но безукоризненно правильный нос, тонкие прямые брови, густая шапка черных волнистых волос, темные глаза, длинные усы и эспаньолка — таковы были отличительные приметы дона Франциско де Лара. Он превосходил товарища как ростом, так и силой.
Мы уже говорили, что Кальдерон был калифорнийцем по рождению и скотоводом по профессии. Отец его, умерший за несколько лет до описываемых событий, оставил ему ряд прекрасных пастбищ, табун лошадей и громадное количество рогатого скота. Будучи единственным наследником, молодой человек сразу сделался богачом. Но богатство не пошло ему впрок. Он стал швырять деньги налево и направо. Три пагубные страсти — женщины, карты и вино — толкали его на путь не только денежного, но и морального банкротства. В Сан-Франциско он пользовался репутацией развратника, труса и глупца. Беспутная жизнь сильно способствовала его огрублению.
Так же непригляден, хотя и менее груб, был внутренний облик дона Франциско де Лара или просто Франка Лары, — как называли его завсегдатаи кафе и ресторанов. Несмотря на свою типично испанскую внешность, он одинаково свободно говорил по-испански и по-английски, хорошо знал французский, а кроме того, мог объясняться на португальском и итальянском языках. Дело в том, что в жилах его тоже текла смешанная кровь. Креол по происхождению, он все детство провел в Новом Орлеане. Этим и объяснялось его знание языков.
Франк Лара был один из тех праздношатающихся бродяг, которые появляются неизвестно как, неизвестно откуда и неизвестно зачем, везде чувствуют себя как дома, всегда живут припеваючи, а средства к роскошному существованию добывают таинственными и темными путями.
Ларе было уже за тридцать. Последние десять лет своей жизни он провел на берегу залива Сан-Франциско. Его завезло туда какое-то американское китобойное судно. Высадившись на берег, он сбросил с себя матросское платье и решил обосноваться в Калифорнии. Неторопливая, вольная и не особенно стесненная законами жизнь этой страны сразу же пришлась ему по душе. Она вполне соответствовала и его характеру, и его склонности к азартным играм. Он сделался непременным посетителем всех игорных притонов, где ему удавалось с легкостью «зарабатывать» количество денег, вполне достаточное для независимой и веселой жизни.
Сходство вкусов и привычек сблизило Лару с Кальдероном. Между ними установились тесные приятельские отношения. За последние годы связь эта особенно окрепла благодаря тому, что у них появились общие интересы. В самом начале золотой горячки и обусловленного ею нашествия англосаксов они открыли так называемый банк. Это не был обыкновенный банк, в
