Зейн Грей - Клан Аризоны

— И ты можешь это доказать?

— Мне нечего доказывать, Рок дал слово.

Дядя Билл повернулся к брату.

— Рок, это правда?

— Да. Я дал… дал слово, — хрипло ответил Рок.

Техасец явно решил, что его партия сыграна, и бросил на Доджа многозначительный взгляд. Он отошел на задний план, оставив крыльцо в распоряжении Доджа. Остальные зрители, стоявшие вдоль перил, тоже попятились назад. Хатуэй все это время стоял на нижней ступеньке и теперь стремительно взлетел на крыльцо. Его непроницаемые глаза с ненавистью смотрели на Доджа.

Нан бросилась ему наперерез.

— Итак, это был ты? — вспыхнув, вскричала она с презрением. Она была само воплощение ярости. Додж не отрывал взгляда от своего противника, но краем глаза успел заметить бледное лицо и сверкающие глаза Нан.

— Ну да, я, — нисколько не смутившись, ответил Хатуэй. Он уже успел справиться с первой вспышкой безудержного гнева.

— Бак Хатуэй, это ты покрыл позором моего отца и разорил нас всех, — хрипло вскричала она. — Я всегда чувствовала, что с тобой что-то не так. А теперь я тебя ненавижу. Мой отец дал слово, что я выйду за тебя замуж. Но я нарушу это слово. Прямо здесь и сейчас! Я не выйду за тебя даже ради того, чтобы спасти нас от голода и смерти.

— Ты бы лучше помолчала, Нан Лилли, — как ужаленный, вскричал он. — К счастью, ты сама себе не хозяйка, слово твоего отца — закон.

— По-моему, ты не понял меня. Я сказала, что ненавижу тебя!

— Ну-ну, тебе просто надо успокоиться. Вся эта история произвела на вас всех слишком большое впечатление. Я тебе потом все объясню. Этот канзасец ужасно разозлил меня, я сам не понимал, что говорю.

Его слова можно было бы принять за просьбу о прощении и примирении, если бы не жесткий, холодный взгляд его глаз.

— Ты можешь говорить, что угодно, но между нами все кончено. И отцу не удастся изменить мое решение. Если бы только я могла предположить, что ты… О, я никогда не прощу тебе того, что случилось с моим отцом — и еще Стив, Бен! Лучше уходи отсюда немедленно, Бак Хатуэй!

Кажется, до него, наконец дошло, насколько серьезно то, что она говорила, он весь налился злобой и, обернувшись к Року Лилли, прошипел:

— Рок, ты слышишь, что говорит эта девчонка! И это Нан Лилли! Член семьи Лилли, чье слово нерушимо! То, что она говорит, это и твое мнение?

— Бак, я никогда ничего не говорил о ее чувствах к тебе и вряд ли мне удалось бы их изменить, — с трудом проговорил Лилли. — Но, если ты все еще хочешь получить ее — после всего, что она сказала — что ж, мое слово неизменно.

— Ну, Нан, ты все слышала, что говорил твой отец? — скрипуче объявил Хатуэй, протягивая к ней слегка дрожащую руку. — Так что все твои вопли ровным счетом ничего не значат!

— Я лучше умру! Ты гнусный самогонщик! — Нан вся пылала от гнева, и ее слова падали, как раскаленные угли.

Он отшатнулся. До сих пор слово «самогонщик» прямо не упоминалось и теперь оно больше всего обожгло его.

— Итак, кажется, мне есть за что поблагодарить нашего канзасского друга? — лицо его стало совершенно серым, глаза превратились в две горящие щелочки.

Но ему не удалось испугать ее. В ее жилах текла та же кровь, что и у Стива — кровь Лилли — и именно теперь она по-настоящему проявила себя. Но в вопросе Хатуэя слышался весьма недвусмысленный намек.

— Да, мистер Хатуэй, вы не ошиблись, — ответила она. Дядя Билл решительно отстранил ее в сторону, чтобы Хатуэй и Додж остались один на один на крыльце.

— Ах ты, паршивый проныра! Ты мне уже надоел! — взревел Хатуэй и выбросил правую руку в мощном скользящем ударе.

Додж вполне мог уклониться от удара, но вместо этого он стойко принял его. Могучий кулак ободрал ему скулу и подбородок, и Додж с трудом удержал равновесие.

— Вы все видели, что он сделал! — взволнованно вмешался дядя Билл и широко расставил руки, удерживая остальных зрителей этой стычки от вмешательства. — Бог свидетель, это ему дорого обойдется!

Додж спокойно потрогал рукой место, куда пришелся удар. Он был совершенно холоден и спокоен и не испытывал никакой злобы к противнику. Ему было даже отчасти жаль этого деревенского буяна, так необдуманно поднявшего на него руку. План своих дальнейших действий он уже давно обдумал и знал, что теперь ему следует проявить гнев и раздражение. Но после того, как Нан выступила с таким отважным и решительным заявлением, Додж решил сделать все возможное, чтобы не убивать Хатуэя у нее на глазах. Он попробовал для начала потянуть время.

— Итак, ты меня ударил? — медленно и холодно проговорил он.

— А ты что, не почувствовал? Давай, я могу еще раз, да посильнее! — насмешливо ответил Хатуэй. Не получив никакого отпора, он был теперь абсолютно уверен в своем преимуществе и приготовился выполнить свою угрозу.

— А ну-ка, посмотри сюда, — внезапно ответил Додж, выбросив вперед правую руку. Тут, конечно, было на что посмотреть — у него была красивая, смуглая, гибкая, мускулистая рука, в ней чувствовалась сила и угроза. — Бак, за последние десять лет эта рука ни разу не ударила человека. Она не знала перчатки, не держала лопату. Это значит что-нибудь для тебя, Хатуэй?

— К черту! Мне плевать на твою руку и на твою гладкую болтовню! — рявкнул в ответ Хатуэй. Но что-то его смущало, и в глубине души он чувствовал, что уже далеко не так уверен в себе, как вначале.

— Я так и думал. Поэтому я действительно не буду больше терять времени на бессмысленные разговоры с тобой, — с расстановкой ответил Додж. — Посмотрим, может быть, этот язык ты поймешь немного лучше.

После неторопливой речи молниеносный удар прозвучал особенно неожиданно. Мощный кулак попал точно в центр лица, и Хатуэй во всю длину тяжело рухнул вниз с крыльца, при этом еще сильно ударившись головой об ступеньки. Правда, правой рукой и локтем он сумел немного смягчить падение, но все равно эффект был потрясающим. На разбитом лице его было написано изумление и ярость раненого хищника. Из носа хлынула кровь, заливая рот и подбородок. В его горящих глазах была такая ненависть, что Додж почувствовал, как в нем поднимается ответное бешенство. Еще мгновение, и последний выстрел навсегда бы покончил с Хатуэем. Но враг находился в таком беспомощном положении, что Додж удержался от такого искушения. Он прыгнул, как кошка, и ударом ноги окончательно сбросил Хатуэя с крыльца.

С револьвером в руках Додж спустился еще на пару ступенек. Хатуэй лежал, задрав ноги. Лицо его представляло кровавое месиво, он был в сознании, но не мог даже пошевелиться.

— А ну, забирайте его отсюда, — резко приказал Додж. — Да поспешите, а то я убью его.

Двое приятелей подскочили к Хатуэю и потащили его по тропинке. Они попытались поставить его на ноги, но он не мог стоять без их поддержки. При движении он с трудом сдерживал стоны, воздух со свистом прорывался сквозь его разбитые губы.