Зейн Грей - Клан Аризоны

Здесь было очень тихо и прохладно. У Доджа возникло ощущение какой-то первозданной дикости, полного одиночества, и проблемы негодяя Хатуэя с его белым мулом казались бесконечно далекими и нереальными. Даже воспоминания о Нан не нарушили его идиллического настроя. Время летело незаметно, Додж поднимался все выше и выше. Тропинка шла зигзагами, петлями, как будто специально для того, чтобы сделать путь как можно длиннее. Склон стал гораздо круче и, оглянувшись, Додж видел где-то далеко внизу долину. По его подсчетам, он был на высоте около тысячи футов над ней. Высокие деревья здесь почти совсем пропали, и он с трудом продирался сквозь густые заросли кустарника. Местами ему даже приходилось спускаться с коня и идти пешком. В лесу густые кроны деревьев хоть немного удерживали влагу, а теперь у него под ногами была совершенно сухая земля, трава пожухла и побурела, мертвые ветви толокнянки ломались под ногами с неприятным треском.

Мерсер подъехал к самому подножию Рок Рима. Огромная скала возвышалась прямо над ним, упираясь в самое небо. Здесь от тропинки ответвлялась еще одна, тоже еле заметная, но на ней следы лошадиных копыт были совсем свежие, всадники здесь проехали скорее всего накануне.

Додж проехал по ней до угла скалы, и тропинка снова пошла вниз. Перед ним открылся гигантский амфитеатр, он раскинулся на многие мили. Короткие спуски, небольшие площадки, выступы нависали над сверкающей красками пропастью. Желтые стены утесов склонялись над бездной, грозили скатиться вниз. Местами скалы отсвечивали бледно-розовым цветом, и на них темнели входы в пещеры.

Додж был уверен, что Хатуэй вряд ли стал бы устраивать свою базу на вершине Рима, поскольку зимой бывали очень сильные снегопады. А вот на этих склонах вполне можно было найти местечко, где есть укрытие от зимней стужи, которое трудно обнаружить постороннему глазу. Он долго стоял и внимательно всматривался в каменные стены. Нигде ни признака жизни! Ни звука, ни дыма — ничего, что могло бы означать присутствие человека. Издалека донеслись громовые раскаты, и Додж отвлекся от этого завораживающего зрелища.

Черные грозовые облака наползали на солнце, оно пыталось вырваться из мрачной тюрьмы и, не в силах освободиться, просвечивало сквозь тучи гневным красным цветом. С юго-запада стремительно неслись маленькие бледные облака. Они были предвестниками надвигающейся бури. Но пока что ничего не было слышно, только ветер завывал в скалах. Долина потонула в голубых и пурпурных тенях. Додж почувствовал, как изменилось все вокруг. Серая земля, красный сатанинский свет солнца сквозь тучи, полное одиночество, манящие тени пропасти, всепроникающее ощущение неизбежности, резкий переход от тишины к буре — все это глубоко проникло в него и полностью завладело всем его существом. Он снова повернулся и, прищурившись, оглядел склоны. Что за неприступное место! Здесь можно было спрятать сотню человек и дюжину самогонных установок — и никто ничего не заметит! Внезапный порыв ветра отозвался стоном в верхних пещерах, предупреждая о приближении бури.

Вдруг Додж увидел бревенчатую хижину, немного ниже и левее того места, где он стоял. Дверь была, очевидно, с другой стороны от него. Он был уверен, что там до утра никто не появится и можно спокойно устроиться на ночь.

Додж начал спуск по тропинке; через несколько сот ярдов хижина исчезла из виду, и он увидел место, где голая скала вышла наружу из-под земли. Он решил, что это самый подходящий момент, чтобы пересечь тропинку, не оставив следов. Он повел Болди вниз, в узкое ущелье, устланное сосновыми иглами. Это было нелегкое испытание. Копыта у Болди скользили и разъезжались, иногда он садился назад, и тогда Доджу приходилось бежать вперед, чтобы удержать лошадь.

Внезапно Болди оступился, его правая передняя нога попала в яму и застряла между скалами. Умный конь остановился, весь дрожа. Одно резкое движение — и нога может сломаться.

— Тпру, мальчик, спокойно, спокойно, — мягко говорил Додж, осторожно обходя коня.

Он погладил его по шее, уперся в него плечом, и Болди начал осторожно вытаскивать ногу. Додж облегченно вздохнул.

— Ну и осел же я. Этого следовало ожидать, — с негодованием пробормотал он.

Дальше они продвигались очень осторожно и, наконец, вышли на почти плоскую просеку, в дальнем конце которой Додж увидел хижину под темной раскидистой елью. Немного в стороне был небольшой ельничек, где он оставил Болди. Додж решил немного осмотреться, чтобы убедиться, что место необитаемо.

Он обошел все вокруг и не обнаружил ни одного следа вокруг домика. Тогда он взял Болди, подвел его поближе к двери и отпустил поводья. Почувствовав свободу, Болди немедленно опустил голову и начал выщипывать пожелтевшую траву.

Дверь была открыта, внутри было совершенно темно, пахло пылью и плесенью. Сюда уже очень давно никто не наведывался. От двери Додж услышал мышиную возню и хлопанье крыльев летучей мыши. Он устало опустился на разбитый порог хижины и сдвинул с головы сомбреро. На лицо ему упали первые тяжелые капли дождя, а потом застучали по старой крыше, все чаще и чаще. Додж с удивлением заметил, что, хотя дранка местами прохудилась, но крыша не протекала, то есть сквозных дыр в ней не было. Что же это за таинственный дом, кто его построил и зачем?

Затем Додж занялся некоторыми неотложными делами. Неподалеку от дома он заметил небольшой ручеек и отвел туда Болди напиться. А потом и сам с жадностью припал к прохладной чистой воде. Он расседлал Болди и скормил ему половину прихваченного с собой зерна. Додж давно уже привык за годы своей неспокойной жизни первым делом заботиться о коне и оружии, и ни разу ему еще не пришлось пожалеть об этом. А Болди попал к нему совсем маленьким; Додж очень привязался к нему и баловал, как ребенка.

Дождь все усиливался, и Додж в который раз порадовался, что у него есть такое надежное убежище. Он с удовольствием закусил мясом и бисквитом, которые, к счастью, позаботился взять с собой из дома. Становилось холодно, но огонь он решил не разводить, а просто сидел в дверном проеме и смотрел в постепенно сгущавшиеся сумерки. Болди мирно пасся в нескольких шагах от него, не обращая ни малейшего внимания на дождь. Доджа охватило такое чувство одиночества и уныния, что у него не было сил бороться с ним. Воображение унесло его в теплый дом, он видел веселый огонь в камине, светящиеся раскаленные угли и рядом прелестное любимое лицо. Темно-голубые глаза смотрели на него с нежностью, алые губы приветливо ему улыбались нежной и грустной улыбкой. А сквозь шум льющейся с неба воды и завывание ветра до него снова донеслись три несмелых удара по бревну.