— Не мешай обследовать этот берег с южной стороны, — прервал его Гуттер, — не нападем ли здесь на какой-нибудь след. Но прежде взглянем как следует на эту бухту, которая, как я вижу, представляет все удобства для ночлега дикарей.
Все трое пошли в ту сторону, на которую указал Гуттер. Едва они сделали несколько шагов, как общее изумление показало, что один и тот же предмет поразил их взоры. Это была почти уже затухшая головня — явный остаток огня, разведённого в этом месте кочующими индейцами. Выбор этого места, защищенного со всех сторон, обнаруживал намерение тщательно скрыть свой стан от человеческого взора. Гуттер, который знал, что в нескольких шагах отсюда находится ручей и что здесь всего удобнее располагаться для рыбной ловли, немедленно вывел заключение, что, по всей вероятности, индейцы скрыли в этом месте своих жен и детей.
— Это вовсе не военный стан, — шепнул он Скорому Гэрри, — возле этого огонька, если не ошибаюсь, лежат смирные овечки, и нам будет от них славная пожива. Спровадь как-нибудь этого молодца, и мы без него тотчас же примемся за дело.
— Великолепная мысль, старик! Сейчас я распоряжусь. Эй, Зверобой! Вернись к лодкам и отвали от берега подальше. Ветер теперь, ты видишь, попутный, и тебе надо пустить две лодки по течению, а на третьей опять подплыть сюда. Ты будешь дожидаться около берега. В случае нужды мы тебя позовем. Я закричу, как гагара. Этот крик будет сигналом. Если ты услышишь ружейные выстрелы, можешь явиться к нам на помощь, и тогда увидим, как ты станешь справляться с индейцами.
— Гэрри, затеи ваши к добру не поведут; бросьте их и послушайте моего совета.
— Твои советы превосходны, мой милый, но никто не будет их слушать — вот в чем штука. Отчаливай скорее, и когда ты воротишься, в этом лагере произойдет маленькое движение.
Не надеясь образумить своих спутников, молодой охотник сел в лодку и отчалил от берега. Достигнув середины озера, он отпустил две лодки, и они, увлекаемые южным ветром, поплыли прямо к замку. Затем Зверобой пустился в обратный путь, и минут через десять был опять возле берега в том месте, на которое указал ему Скорый Гэрри.
Было тихо вокруг. Ни малейший шорох не нарушал торжественного безмолвия ночи. Бумпо с замиранием сердца, едва смея дышать, ожидал последствий опасного предприятия своих товарищей. Он знал хорошо обычаи пограничной войны, и его храднокровие в настоящую минуту могло бы сделать честь даже старому солдату. С того места, где он остановился, ему нельзя было разглядеть никаких признаков борьбы, и он рассчитывал только на чуткость своего уха. Раз или два показалось ему, что он слышит хруст ветвей. Но это при чрезвычайном напряжении воображения легко могло ему показаться.
Минуты шли за минутами. Прошло уже около полутора часов, как вдруг его внимание привлек звук, который изумил и вместе обеспокоил его. Раздался крик гагары, пронзительный, дрожащий, сильный, продолжительный, как-будто нарочно изобретенный природой для подавания зловещих сигналов. В ночное время довольно часто слышен подобный крик, и гагара в этом отношении составляет редкое исключение из всех других пернатых обитателей леса. Этот крик раздался, очевидно, на небольшом расстоянии от Сосквеганны. Туда за полтора часа легко могли добраться Гэрри и Гуттер. Но зачем и для чего попали они в ту сторону? Если они оставили лагерь индейцев, им следовало воротиться к лодке. Если, напротив, в виду многочисленности неприятеля, они не отважились сделать нападение, тем менее было поводов удаляться на такое расстояние. Что же делать? Итти по направленнию сигнала значило слишком удалиться от мыса и подвергнуть явной опасности своих товарищей. Остаться на месте, предположив, что это настоящий, неподдельный крик птицы, значило опять-таки сделаться, быть-может, причиной тяжелых последствий. Зверобой остался на месте в надежде услышать во второй раз тот же самый крик, действительный или мнимый. Он не обманулся. Прошло несколько минут, и с той же стороны раздался опять такой же крик. На этот раз чуткое ухо не обмануло охотника. Он часто слышал удивительное подражание крику этой птицы, подражал и сам довольно удачно, и был теперь убежден, что Гэрри не мог подражать гагаре с таким совершенством. Поэтому он решил не обращать никакого внимания на этот крик и выжидать другого, более близкого и менее совершенного.
Едва Зверобой остановился на этой мысли, как ночную тишину нарушил другой крик — ужасный и душу раздирающий крик, который немедленно изгладил из памяти охотника меланхолический звук зловещей птицы. То мог быть предсмертный крик женщины или молодого человека, голос которого еще не получил интонации своего пола. Ошибиться было невозможно. Эти звуки выражали смертельный ужас, или, быть-может, предсмертное томление страдальца. Зверобой обомлел и, не отдавая отчета в том, что делает, поехал наудачу, рассекая воду веслами. Несколько минут положили конец его недоумению. Он ясно расслышал треск ветвей и хвороста, смешанный шум человеческих шагов. Звуки эти, повидимому, приближались к воде, немного к северу от того места, где он должен был стоять со своей лодкой. Немедленно он повернул легкий челнок и через минуту очутился возле крутого и высокого берега. Несколько человек, очевидно, пробирались к этому месту через кустарники и деревья, как-будто убегая от преследователей. Вдруг в одно и то же время раздалось пять или шесть ружейных выстрелов, и затем послышался беспорядочный крик человеческих голосов. Немного погодя в кустарнике, недалеко от Зверобоя, завязалась борьба.
— Проклятый угорь! — с бешенством вскричал Гэрри. — У этого дьявола кожа обмазана маслом, и я не могу его схватить. Вот же тебе, чертово пугало!
За этими словами последовал шум от падения тяжелого тела в кустарник, и Бумпо подумал, что его гиганту-товарищу удалось опрокинуть навзничь своего врага. Затем снова началось преследование и бегство. В скором времени какой-то человек, сбежавший с горы, бросился в воду. Зверобой, видевший эту сцену, ясно понял, что если не теперь, то уже никогда ему не удастся спасти своих товарищей. Но едва он сделал несколько взмахов веслами, чтоб подъехать к находившемуся в воде беглецу, как воздух наполнился жалобными криками Гэрри, который катался на берегу, буквально задавленный своими врагами. В это критическое мгновение он еще раз испустил крик гагары, странный, придушенный крик, который при менее ужасных обстоятельствах мог бы показаться смешным. При этом звуке человек, барахтавшийся в воде, казалось, вдруг раскаялся в своем бегстве и воротился на берег, чтобы итти на помощь к своему товарищу; но в ту минуту, как он ступил на землю, пять или шесть индейцев мгновенно бросились на него и завладели им.
