— Пойду принесу тебе книгу, — сказал я и вышел.
Мегари стоял возле станции и разговаривал с Фланаганом. В конюшне я достал из седельной сумки засаленный томик Карлиля «Французская революция». Книги в наших краях — большая редкость. Эту я привез из Англии, но уже дважды прочел ее. К тому же, такой подарок не был слишком большой ценой за дружбу нужного человека в нужном месте. Из конюшни вновь внимательно осмотрел окрестные холмы. Хоть они и не предвещали ничего дурного, я не доверял им ни на грош.
Батери Мэйсон стоял на углу здания.
— Не теряй бдительности, — предупредил я, — у меня нехорошее предчувствие.
Станция располагалась на ровной площадке, которая плавно поднималась к холмам в четверти мили от нее. Такая местность весьма обманчива, хоть кажется открытой и лишенной неожиданностей. Слишком понадеявшись на ее безопасность, можно потом сильно раскаяться. Мне приходилось оказываться в подобных ситуациях.
Вернувшись в салун, я застал бармена за уборкой. При виде книги его физиономия расплылась в счастливой улыбке.
— Ну, наконец! Какая замечательная книга! Благодарю вас, мистер! Премного вам обязан! — Он с восхищением повертел ее в руках и затем покачал на ладони, чтобы оценить ее вес. — Ну, наконец, — повторил он задумчиво. — Должно хватить на год или почти на год.
— Это и в самом деле замечательная книга, — порекомендовал я.
Он перевернул несколько страниц.
— Ого! Так я и думал! Очень много длинных слов и некоторые из них я еще не встречал! Да, это мне нравится. Восхищаюсь писателями, знающими так много слов… Пока догадаешься, что они означают! Книга послужит мне вдвое дольше. Спасибо еще раз, сэр!
Батери Мэйсон показался в двери.
— Кон, — позвал он, — сюда едут!
Для меня характерно жить настоящим моментом, причем осознание действительности увеличивалось с каждым чувственным восприятием. Нет сомнений, отчасти этим качеством наградила меня природа, но Джим Сазертон также внес ощутимый вклад в его формирование.
Он так жил и часто жаловался, как мало людей, которые на самом деле живут настоящим. По его словам, большинство существуют в пропасти между воспоминаниями и ожиданиями, но никогда не наслаждаются сиюминутным мгновением.
Несмотря на мою природную склонность жить настоящим моментом, именно замечания и собственный пример Сазертона развили ее во мне.
Теперь, ступив за порог салуна на яркий солнечный свет, я на минуту остановился, чтобы дать глазам привыкнуть к смене освещенности. Стоя на крытой веранде, я смотрел вниз на серые доски, щели, щепки и ощущал теплоту солнца, слышал тишину и звук капающей воды, просачивающейся из цистерны в корыто, приготовленное железной дорогой для проезжающих путников. Наконец я поднял взгляд и подошел к Мэйсону, стоявшему на крыльце.
Воздух был удивительно чист. Где-то далеко на фоне голубого неба клубилось облачко пыли. Плавные переливы невысоких холмов казались мягкими из-за нежной зелени молодой растущей травы. Чувствуя тяжесть револьвера на поясе, солнце, согревающее мои плечи, я прищурил глаза, наблюдая за всадником на далеком холме.
С ним, кроме мула, которого легко узнать по походке, никого не было. Солнечный зайчик блеснул на стволе его ружья.
В совершенно неподвижном воздухе легко улавливался запах пыли даже в этом — улицей его не назовешь — узком пространстве между салуном и станцией. Вокруг нескольких зданий простиралась открытая всем ветрам местность, по которой медленно двигалась единственная точка — одинокий путник.
Батери Мэйсон неожиданно выругался и спросил:
— Кон, ты, кажется, знаешь почти всех любителей мулов?
— Только не здесь.
Но, приглядевшись, я вдруг узнал незваного гостя.
Это был Хобак. Он ехал по краю холма, чтобы выиграть время. Мурашки побежали у меня по спине, как если бы я услышал, что кто-то прошелся по моей могиле.
Опустив на мгновение глаза, я увидел муравья, борющегося с крошечной, но намного превышающей его самого былинкой. Батери высунулся из-за угла салуна, и я догадывался, какие мысли родились у него в голове…
К нам не спеша приближался Датчанин — Билл Хобак.
Мы не посылали за ним. И поскольку он вряд ли бы стал праздно слоняться по окрестным холмам, должно быть, его наняли Макдональд и Франк Шеллет. Макдональд мог и не слышать о Датчанине, значит, идея принадлежала Шеллету.
Снова Шеллет. Кто же он в конце концов?
Ни мне, ни Батери Мэйсону не стоило объяснять, кто такой Датчанин. Известный охотник на людей, выслеживал и хладнокровно убивал свои жертвы, убивал за наличные. Так обычно охотятся на бизонов или оленей. Он выслеживал, убивал и затем получал свое вознаграждение.
По рассказам у костра я знал о способности Датчанина при необходимости исчезать из виду. Про него ходили легенды, как про быстрого и меткого стрелка из любого вида оружия, каждый выстрел которого нес смерть. Отлично владея револьвером, он, однако, больше полагался на ружье или обрез, которые обычно везде носил с собой.
Никто не считал, сколько человек он отправил на тот свет. Вероятно, даже он сам. Ведь какой мясник станет вести счет разделанным тушам?
В том, что он уже заметил нас, я нисколько не сомневался. Однако Хобак продолжал следовать прежним курсом, приближаясь к станции.
Неожиданно меня обуял приступ беспокойства. Где Роди? Где Галардо?
Батери подумал о том же.
— Выстрелов не было, — заметил он, — но ребята уже должны вернуться.
С нашего места слышалось тихое бормотание, доносившееся с перрона, на котором стояли Мегари и Фланаган. Тоже заметив всадника, они наблюдали за ним, поскольку во всем необъятном ландшафте он был единственным движущимся объектом.
— Его появление — всегда загадка, — сказал Мегари. — Мне больше по душе остаться наедине с пумой в темной клетке.
— Ты его знаешь?
— Не хочу знать. Но однажды в Колорадо я слышал, что он был где-то рядом. — Мегари спустился с платформы и неторопливо направился через улицу. Подойдя к веранде, он спросил: — Знаешь, какие у него контакты? Любой труп с дыркой от пули… любой из тех, кого он собирался достать… и получить за него свои деньги.
Мое внимание снова перешло на всадника. Убив двух подонков, расправившихся с Сазертоном, я выполнил свой долг, мстя за смерть моего друга и работодателя. В этой стране принято защищать каждого члена команды, в которой ты работаешь. Датчанин представлял собой совсем другое, и я собирался приказать кому-нибудь прикончить его или сделать это сам.
Он должен был умереть, и умереть немедленно, поскольку мы могли никогда его больше не увидеть… но он наверняка не потерял бы нас из виду. Один за другим мы отправлялись бы на тот свет. Этот киллер опаснее команчей.
