— Садитесь здесь. Окажите любезность! Дэйзи, мистер Даниэль — крупный мужчина и наверняка очень голодный.
Приятно было вновь очутиться за подобным столом. Хотя, несмотря на богатое убранство, не хватало маленького нечто, какое можно было найти в жилище моего дедушки.
— Вы надолго останетесь в Питтсбурге, мистер Даниэль? — Зависит от разных причин. — Кофе был горячий и
крепкий. — Я приехал, рассчитывая заняться строительством судов. Возможно, построить одно для себя, чтобы начать торговлю на реках Запада. Но кое-что возымело место… поэтому я пришел сегодня. Мне необходимо поговорить с мисс Мейджорибанкс.
— С Табитой?
Я слышал ее имя в первый раз. Табита Мейджорибанкс. Не мог решить, нравится мне оно или нет.
— Что-нибудь личное? Мне уйти?
— Нет-нет, вопрос деловой. — Я поставил чашку на стол. — Мисс Мейджорибанкс, я прошу вашего снисхождения. Насколько я понял, вы купили пароход «Западный механик»?
— Да, купила. Он шел по очень умеренной цене, и мне подумалось, что это — самое простое и легкое средство добраться на Запад.
— Разумеется. Команда у вас есть?
— Конечно. Полковник, то есть капитан Маклем, обо всем позаботился. Он очень эффективно действует.
— И так хорош собой! — воскликнула Хелен.
Я помолчал, не вполне уверенный, как вести переговоры дальше. Табита Мейджорибанкс смотрела на меня с ожиданием.
— Этот полковник Маклем, — сказал я, — убил Сэма Перди.
— Который напал на него первым.
— Вне сомнения. Я имел в виду, как это было сделано. А также Маклем находился на той же дороге в Мэне, когда умертвили Фулшема, молодого английского офицера.
Теперь Табита Мейджорибанкс догадалась, к чему я клоню, и глаза ее излучали холод.
— А вы, мистер Даниэль? Вы разве не присутствовали на той дороге сами?
— Присутствовал. Но Фулшем был жив, когда я нашел его.
— И обвинял полковника Маклема? — Тон ее голоса дышал морозом.
— Нет, но…
Мисс Мейджорибанкс поднялась с места.
— Мистер Даниэль, не знаю, что вы надеялись выиграть, явившись сюда, или в чем желаете меня убедить. Но, если вы ревнуете…
— Ревную? — Я остался сидеть. — А почему я должен ревновать? Какое у меня может быть побуждение к чему-то подобному?.
Ее лицо вспыхнуло, глаза сузились в щелки. Умеет сердиться мисс Табита Мейджорибанкс! И великолепно выглядит, когда сердита. «Очаровательно» как-то не совсем подходит в эту минуту.
Теперь я встал и, прежде чем она успела произнести слово, спокойно начал:
— Вы считаете, что ваш брат нашел нечто важное для вашей страны. Мистер Фулшем преследовал человека, предавшего родину, авантюриста, пользующегося дурной славой. Он собрал о нем немало интересных сведений. В данный момент некто Торвиль вербует всю шваль, какую может отыскать, с целью, как мы думаем, захватить Луизиану. Полковник Маклем с порядочной партией швали отправляется сейчас с вашим пароходом. Пароход — самый простой способ добраться на Запад не только для вас, но и для него, для всех них, он то же самое.
— Возводите против него обвинение? — Во взгляде сверкает бешенство.
— Нет. У меня нет достаточных доказательств. Что я предлагаю — это вам подобрать другую команду. Людей, известных местным жителям, и капитана, которого здесь знают.
— Нет доказательств! Надо думать! Сплошные гадания и ваша к нему неприязнь. Извини, Хелен, но я не в состоянии больше находиться с этим человеком в одной комнате.
— Ухожу. — Я повернулся к Хелен. — Простите меня. Я принес информацию и надеялся, что мисс Мейджорибанкс прислушается, но не собирался нарушать ваш завтрак.
Хелен проводила меня к выходу.
— Приходите опять, хорошо? И будьте так добры… не обижайтесь. Я никогда не видела ее настолько разгневанной. Должно быть, вы ей очень сильно нравитесь.
— Нравлюсь? Да она землей брезгует, по которой я ходил.
Хелен засмеялась.
— Ой, вряд ли. Когда вы сказали, что вас не тянет ревновать, это ее и достало. Приходите, пожалуйста, мистер Даниэль,
— Зовите меня Жан, — попросил я. — Так звучит мое имя по-настоящему.
Обратно я шел медленно, обдумывая положение со всех сторон.
Мои усилия не привели ни к чему. Она только взбеленилась, и, если я хоть сколько разбираюсь в людях, последнее, на что она теперь согласится — это избавиться от Маклема. Собственно, я сделал хуже. Вот и пытайся творить добро.
Макейр. Предупредить следует его.
Тревога! Мне самому необходима осторожность. Те двое, преградившие мне дорогу у гостиницы, были там не случайно. Собирались не позволить мне сделать именно то, что я сделал, тут и думать нечего. Правда, напортачил я как следует.
Маклем, или кто-то, на кого он непосредственно работает, явно верит, что я знаю больше, чем знаю. Побоялся, не доставлю ли я ей конкретных фактов, и решил принять меры.
На Речной улице, очевидно, карауля меня, бездельничал Батлин. Поплелся навстречу.
— У тебя как будто возникли проблемы, — сказал он.
— Никаких проблем.
— Но в гостинице мне сказали, что на тебя наскочило двое уголовников.
— А, эти! — Я ухмыльнулся ему. — Ерунда, вот когда я попробовал предостеречь мисс Мейджорибанкс против Маклема, то-то поднялась буря!
И вкратце рассказал подробности. Батлин молча стоял и слушал. Умел слушать Батлин, не забывал услышанного, но что ценнее всего, как я начинал понимать, он знал, каким образом на основе услышанного действовать. Знаниями обладают многие, но редко кто способен с пользой их применить.
— Так что будем делать? Жобдобва места себе не находит.
— Хочу потолковать с Макейром. Найди его, ладно? А я переоденусь.
В моей комнате меня встретила тишина. В окно можно было видеть «Западный механик». Я достал из заплечного мешка подзорную трубу и принялся изучать пароход в деталях.
Человек стоял на лодочке-однопарке и закрашивал название. По трапу поднималось сразу несколько носильщиков с ящиками и тюками. У Маклема время зря не пропадало.
Неподалеку от сходней остановился фургон, запряженный двумя лошадьми. Сзади фургона свисал брезент. Под моим взглядом несколько человек окружили экипаж, все к нему спиной. С борта спустилось шестеро здоровяков. Брезент сзади подняли и вынули длинный ящик, потом еще такой же и еще.
Здоровяки понесли ящики вверх по сходням рысью, а те остальные все время оставались настороже, поглядывая на все четыре стороны, внимательные, словно кошки.
От Речной их заслоняли пакгауз и штабеля леса, и только моя позиция на втором этаже таверны и зрительная труба предоставили мне шанс видеть происходящее.
Наблюдая, я считал вслух:
— Три, четыре, пять… шесть, семь… восемь.
