— Не получится. Оно должно быть рядом. Да и Том давно седло хочет. Может быть, сумею починить для него это. Ему по душе придется ездить в седле старого маршала. Все парни в городе лопнут от зависти.
— Ты же знаешь, что я об этом думаю. — Голос Бесс зазвучал резко. — Не хочу я для Тома такой жизни. Пусть из него вырастет джентльмен. Врач, или адвокат, или что-нибудь в этом роде. Человек свободной профессии.
Препирательство было давнее и возобновлять его сейчас у Чантри не было настроения.
— Мне кажется, Том должен решать за себя сам, — мирно ответил он. — Возможно, жизнь у меня сложилась не лучшим образом, но я чувствовал себя свободным, верхом, на широкой равнине под высоким небом. Ты можешь этого не понимать, но для меня это было чистое наслаждение.
— Для тебя — да. Но Том будет жить в другом мире, и там не будет всех этих скачек и стрельбы.
Чантри прошел в спальню и поставил седло на пол. Затем со вздохом облегчения улегся сам, даже не позаботившись снять сапоги, только свесил ноги с кровати.
Нужно починить, сказал Джордж жене. Ерунда какая. У Джорджа ни одна вещь не нуждалась в починке. Он отличался медлительностью, но придирчиво следил, чтобы все у него было в полном порядке. Дома он если не шил кожу, то что-нибудь вечно чистил, смазывал оружие, ремонтировал все, что требовало ремонта.
Борден Чантри смежил веки и расслабился во всю длину рослого тела. Славно полежать в постели. И он устал. Донельзя устал:
Он очнулся как-то вдруг. Видимо, спал довольно долго. Уже совсем темно. Какой-то миг лежал с широко открытыми глазами, вперяясь во мрак, прислушиваясь… Что его разбудило?
Бесс рядом, в кровати. Сняла с него сапоги, а в остальном оставила его отдыхать, как есть. Потихоньку, боясь разбудить жену, Чантри сел и поставил ноги в носках на пол. Во рту сухо и вкус гадкий, но голове уже лучше. Он поднялся и очень осторожно проскользнул через дверь спальни в маленькую прихожую.
Замер там, пытаясь что-нибудь услышать. Не мог даже предположить, что. Разбудивший его шум? Но возможно, шума никакого и не было. Просто он отдохнул, сон стал менее глубоким, и начала беспокоить одежда. Следует всего-навсего раздеться и забраться обратно в кровать.
Только спать совершенно не хочется. В кофейнике мог остаться кофе, и время как раз подходит подумать, постараться собрать все воедино.
Поскольку глаза Чантри уже привыкли к темноте, он решил не зажигать лампы, что могло бы нарушить сон Бесс или мальчиков, а просто взять кофе и посидеть в кухне, обмозговать все неясности. Ничто не будет его отвлекать — одни лишь собственные мысли.
Это ему нужно — сесть и продумать стоящую перед ним задачу. Если он сумеет ясно ее выразить, представить себе все «за» и «против», может случиться, лучше поймет, что там к чему. Не особо из него большой мудрец, вот где закавыка. Поэтому такие периоды спокойных размышлений ему необходимы.
Кофейник оказался горячим. Огонь в печи теплился, но набралось много жара. Чантри поднял заслонку и добавил из дровяного ящика несколько поленьев. Потом достал чашку, наполнил ее кофе и двинулся к столу.
Он был в одних носках и передвигался почти беззвучно. Только немного поскрипывали половицы.
Сидя в темноте, Чантри в очередной раз сопоставлял то немногое, что стало ему известно.
У него оставалась масса вопросов. Что произошло с деньгами, которые носил с собой убитый? С какой целью он находился в городе? Что знал Джонни и что хотел ему рассказать? Почему убийца боялся, что жертву опознают? Если Ригинз действительно умер не своей смертью, чего он такого разнюхал, что смерть его стала кому-то необходима?
Первой жертвой пал Пин Доувер. Имеется ли сейчас какая-либо связь с этим событием? Чантри проглотил кофе и обратился мыслями к Доуверу.
Хороший был ковбой. Безвредный, в дни получки по временам напивался, между тем старательно работал. Нетребовательный, добродушный, хороший наездник, превосходно владел арканом. Работал в десятке команд от Льяно до Пекоса. В двух, самое малое — вдоль Пикетвайра.
Неожиданно за спиной Чантри зазвучали тихие шаги. Вздрогнув, тот быстро обернулся.
Билли Маккой. Стоит тут в одной из старых ночных рубашек Тома.
— Мистер Чантри? Я только что проснулся и вспомнил одну вещь. А после услышал вас.
— В чем дело, Билли?
— То клеймо, на гнедом. Я только что вспомнил. Или буквы «С», или нули.
— «С» и что? Или нуль и что?
— «С» или «О», не скажу точно, что, потом «С» лежа… ну, знаете, «ленивое С». Потом другое «С» или другой нуль.
— «С-ленивое С-С»?
— Наверное, так. Я не видел его чтобы ясно, и конь еще зимнюю шерсть не всю скинул. Могли быть нули.
— Спасибо, Билли. Это все?
— Все, только еще па о чем-то беспокоился. По-правдашнему. Он был пьяница, знаете, завязывал редко. Только когда новую работу найдет… на время. Или когда он с Блоссом…
— Что он с Блоссом?
Лицо мальчика залилось румянцем.
— Ну, она и па, они друг друга знали, когда еще маленькие были, такие, как я. Влюбились, я думаю. Па, он тогда копил деньги, а у Блоссом всегда их было полно. Па не хотел на ней жениться, пока у него не будет денег, и работал, чтобы их накопить. Потом один раз напился пьяный, а когда протрезвился, они с Блоссом поссорились. Вообще разругались, с концами. Па опять напился, а как кончил пить, уже был женат на ма.
— Она была хорошей женщиной, Билли. Очень хорошей.
— Да, сэр. Я знаю. И потом он работал вовсю, и пить перестал… Ма мне все рассказала, потому что она об этом слышала. Блоссом она знала. Потом ма умерла, и со временем он и Блоссом начали, где бросили. У него было один раз свидание — хотел повести ее на танцы. Весь расфуфырился в выходной и заглянул к Тайму Рирдону. Там налетел на каких-то, они давай его угощать, а следующее, что он запомнил, это что он вырубился, а Блоссом повел танцевать кто-то еще. Вот тогда оно все и кончилось.
— Откуда ты все это знаешь, сынок?
— Ма, она мне рассказала, когда па был пьяный. И еще от разных там в городе я тоже слышал. Потом тетя Блоссом, она один раз мне сказала, па, говорит, слишком здорово пьет. Ты, говорит, попробуй его отучить. А он сам отучился, протрезвлялся, чтобы поговорить с вами и с ней. Так мне и сказал. Это, говорит, мой долг, Билли. Повидать Чантри и рассказать ему, чего я знаю, и потом повидать Блоссом. «Ты собираешься на ней жениться, па?» — я спрашиваю, а он говорит, теперь на это, говорит, мало шансов, но что он хочет, чтобы у нее все было в порядке. Что на пьяного никто не обратит внимания, и осуждать людей за это нельзя.
— Садись, Билли. Молока хочешь?
— Нет, сэр. Я назад, в постель. Это как нашло на меня, я и додумал, вам надо бы знать.
