— Но зачем? — задыхаясь, спросил Луис, не в силах отвести свой взгляд от распростертой на полу обнаженной плоти.
— Она бы не подошла вам, приятель, — сморщил лоб бандит. — Ее мощные ляжки раздавили бы вас при первом порыве ее необузданной страсти. Но она умерла вовсе не потому, что я забочусь о вашем здоровье в виду вашей большой ценности. Дело в том, что в этом помещении очень тихо, а корова могла услышать наш секретный разговор. А, как говорит наш общий друг гринго, секрет перестает быть секретом, если о нем узнают другие. — Он сделал большой глоток текилы из бутыли и, неприятно причмокнув губами, закончил: — Итак, друзья, сейчас я поем, затем посплю, а после этого мы отправимся в путь за вашими тысячами.
Эдж поднялся на ноги, вполне удовлетворенный исходом беседы с жестоким вожаком. Он жестко ткнул в тощие ребра
Луиса, выводя того из состояния очарованного созерцания лежащего на полу женского трупа.
— Пойдем, дружище. Я думаю, что вам лучше поискать кого-нибудь другого для любовных утех, того, кто еще жив. Или вы любите поиграть только с теплым трупом? Не надо, я не люблю извращений!
В Хойосе было достаточно удовольствий, чтобы взрослый человек не ощущал себя одиноким. Правда, у Эджа хватало своих забот и здравого смысла, чтобы уделять внимание подобным пустякам. Главной его задачей по-прежнему оставалось то, за чем он отправился в Мексику: вернуть свои деньги, отобранные бандитами, и отомстить Эль Матадору. После непродолжительных размышлений он пришел к выводу, что с этими двумя вопросами пока придется подождать. Дело было в том, что нс все члены банды воспользовались разрешением Эль Матадора расслабиться и отдохнуть. Повинуясь заведенному в банде порядку, двое из них праздно слонялись возле таверны «Золотое солнце», всем своим видом являя полную расслабленность, однако их внимательные взгляды показывали, насколько обманчива порой бывает внешность. Эту парочку составляли толстяк Мигель и обезображенный оспой Торрес. В тот момент, когда Эдж и Луис вывалились из таверны, Торрес как раз заворачивал за угол, чтобы проинспектировать тыльную сторону здания.
— Мы идем искать девочек, сеньор? — осведомился Луис, глаза у которого возбужденно заискрились в предвкушении грядущих удовольствий, едва они вышли на улочку, берущую свое начало на площади. Повсюду слышались взрывы смеха, немножко стрельбы, иногда раздавались пронзительные женские крики, которые с одинаковым успехом могли выражать как страдания, так и наслаждение.
Эдж тряхнул головой.
— Надеюсь, вы найдете мастерицу на все руки, Луис.
— Сеньор? — на сморщенном лице старика отразилось замешательство.
— Есть такие вещи, от которых еще не изобрели таблеток.
Поняв тактическую мысль Эджа, Луис ухмыльнулся.
— Мужчина должен до конца использовать шансы, предоставляемые ему судьбой.
После этих слов он устремился на звуки разгула и веселья.
Эдж кивнул Мигелю, как старому доброму знакомому и, не получив ничего в ответ, начал потихоньку продвигаться между мертвыми телами солдат, держа курс к центру площади, туда, где беспорядочно лежала куча армейского оружия. Не успел он сделать и шести шагов, как сзади сухо выстрелило ружье и пуля взрыла пыль у самых его ног. Замерев на месте, Эдж медленно повернул голову назад и увидел Мигеля, стоящего с ружьем наизготовку.
— Я только посмотреть, — произнес Эдж.
— Вы не кот, сеньор, — ровным голосом заметил толстяк, — самое смешное, что подобное любопытство может стоить вам жизни.
Эдж сплюнул.
— У меня только одна жизнь, — задумчиво сказал он, затем развернулся и зашагал прочь, направляясь к зданию, где они с Луисом накануне провели беспокойную ночь. Это и в самом деле было церковное здание, но было заметно, что прошло уже много лет с тех пор, как оно использовалось по прямому назначению. Там все еще сохранился алтарь, а на теневой части висело распятие. В помещении все еще сохранились скамейки и боковой проход между ними. Но многочисленные выбоины над алтарем говорили о том, что ее орнамент служил мишенью для стрельбы, а кучи соломы и грязные одеяла на скамейках и на полу указывали на то, что это место служило для жилья в те дни, когда Хойос бывал переполнен.
Эдж бесстрастно проанализировал все это и двинулся вглубь по проходу, потом прошел в правую от алтаря дверь и очутился в небольшом помещении. Следующая дверь была заперта, но ее деревянные части сгнили, и она легко поддалась нажиму Эджа, умело орудовавшего ножом, который он сохранил с того момента, когда по приказанию Эль Матадора освобождал Луиса от веревок.
Очутившись за дверью, Эдж понял, что находится на узком пространстве между церковью и городской стеной. Солнце стояло еще довольно высоко, но место где теперь находился Эдж, будучи шириной не более четырех футов, находилось в глубокой тени. Стена тут не превышала десяти футов, не имея ни выступов, ни выемок, за которые могла бы зацепиться рука. Путь наверх был только один, и Эдж, не колеблясь ни секунды, избрал его. Он стиснул зубы, вжался спиной в стену церковного здания и, упершись ногами в низ городской ограды, начал мучительно подталкивать себя наверх.
Пока Эдж пытался осуществить свою попытку к бегству, Луис занялся тем, что сулило блаженство и чем он давно не имел возможности заниматься по собственному выбору. Пробравшись на второй этаж городского борделя, устроившись возле кухонного шкафа, он не сводил глаз с молоденькой девицы лет четырнадцати. Она как раз в этот момент приступила к растегиванию своей блузки, под которой угадывалось хорошо, не по годам, сформировавшееся тело. Сначала, когда Луис начал добиваться ее благосклонности, девица была напугана до ужаса, тем более, что он подкрепил свои домогательства описанием тех ужасных мучений, которые ее постигнут со стороны Эль Матадора в том случае, если она не согласиться снять для него штанишки. Прибежавшая на ее крики более старая женщина была перепугана не менее первой. Будучи уверенной в том, что обретенная Луисом свобода должна означать его фавор у вожака банды, вследствие какого-то заключенного между ними соглашения, ома втащила девчонку по ступеням в комнату, пугая ее по дороге теми последствиями гнева Эль Матадора, которые могли обрушиться на их заведение в случае, если девица откажет. Девица быстро смирилась, и ее страх перед Луисом сразу сменился чувством брезгливости и отвращения.
— Вряд ли вы сможете развлечь меня, старичок, — шипела она в то время, как ее проворные пальчики бегали по пуговичкам блузки под немигающим похотливым взглядом Луиса.
— Если вы не будете меня слушаться, то я попрошу Эль Матадора изрезать вас на кусочки мяса, — снова принялся за свои песни Луис, не в состоянии отвести глаз от ее упругих грудей, обнажавшихся все более и более с каждой расстегнутой пуговицей.
