Ну и черт с ним! Пускай он не найдет коня, пускай потеряет ранчо, пускай не побьет Луби — одна поездка с такой девушкой стоила того, чтобы рисковать всем…
Вернувшись на ранчо, оставшийся в одиночестве Нил Райс убрался в доме и перемыл посуду. Во дворе всегда полно работы, но у него пропало настроение. Стал искать что-нибудь почитать. Не найдя ничего интересного, решил бросить поиски, но потом вспомнил, что видел несколько книг в старом секретере, стоявшем в задней комнате, и отправился туда.
Устроившись поудобнее, принялся внимательно просматривать один за другим тома. Ставя на место последний, заметил в отделанной под орех откидной столешнице, как ему показалось, тонкую трещину. Из любопытства сунул туда руку и обнаружил, что в столе имеется пустота.
Вспомнив, что в старых шкафах нередко устраивались тайники, пошарил пальцами и наконец, засунув ноготь в зазор, потянул на себя. Деревянная панель подалась!
В небольшом углублении лежало несколько листов бумаги. Один из них на ощупь напоминал пергамент. Осторожно вытащив листы, поднес их поближе к окну.
Первым оказался устав давно исчезнувшей горнодобывающей компании. Сразу бросилось в глаза, что на документе отсутствовала печать. Нил задумался. Взял следующую бумагу. Заголовок гласил:
ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ И ЗАВЕЩАНИЕ
ТОМАСА Б. СЛЕЙТЕРА
Прищурившись, внимательно прочел:
«Я, Томас Б. Слейтер, находясь в здравом рассудке, объявляю свою последнюю волю и завещание. После уплаты моих законных долгов и покрытия похоронных расходов я завещаю все мое имущество и недвижимость Роуэллу Д. Хорну, который в течение многих месяцев был мне как сын и чья дружба и заинтересованность в будущем процветании ранчо „Бар О“ служат свидетельством того, что он достоин быть обладателем данной собственности».
Далее следовали другие пункты. В конце стояли подписи старого хозяина ранчо и двух свидетелей. Райс их не знал. Он долго разглядывал документ, потом закрыл тайник и положил на место книгу. Устав с отсутствовавшей печатью и завещание оставил у себя.
— Представляю, как «обрадуется», узнав об этом Барт Луби! — размышлял вслух Райс.
Он нахмурился. А если Луби об этом известно? Разве Рауди не говорил, что выкупленный им дом долгое время служил на «Бар О» ночлежкой для ковбоев? А потом Барт Луби, когда торговал скотом, размещал здесь контору. Нил не сомневался, что документы в тайник положил Луби. Почему спрятал завещание, а не уничтожил? Наверное, рассчитывал в дальнейшем воспользоваться им, хотя бы для подделки подписи; или просто пока не решил, как поступить. Он, видно, полагал, что дом останется за ним. Но Рауди Хорн, не поставив его в известность, неожиданно появился здесь и вступил во владение приобретенной им у прежнего хозяина собственностью, лишив тем самым Луби возможности залезть в тайник. Наверняка пройдоха надеется тайно вернуться сюда. Возможно, уверен, что бумаги надежно спрятаны.
То, что он сохранил подлинное завещание, было серьезным просчетом Барта, роковой небрежностью. Раз уж оно попало ему в руки, его следовало уничтожить. «Теперь, — подумал Райс, — я владею ключом ко всей обстановке у Южного каньона. Обладая завещанием, Рауди может заполучить „Бар О“ и представить доказательства мошенничества Луби, в чем, кстати, он никогда не сомневался. Но допустим, что завещание вернется к Луби? Эти бумаги дорого стоят… «
Нил Райс с грустью вспомнил о своих пустых карманах. Решение пришло внезапно. Он едет в Арагон…
Достигнув поросших полынью открытых прерий, Вахо Рейни, пересекая безбрежное пространство, поскакала к красневшим далеко впереди горам, навстречу утреннему солнцу. Следом за ней несся Рауди Хорн. Они не останавливались и почти не переговаривались. Все мысли Рауди Хорна были сосредоточены на его спутнице.
Чем ближе подъезжали они к краю пустыни, тем отчетливее вырисовывались издали казавшиеся сплошной красноватой стеной, упиравшейся в небо, очертания загадочных фигур, башен, фантастических чудовищ, созданных из песчаника солнцем, ветром и дождем. Тропа пошла по долине между рядами этих нерукотворных крепостных стен. Полынь уступила место мескиту — явный признак близости подпочвенных вод.
Всю вторую половину дня они скакали между столбами из гранита и песчаника, затем Вахо свернула в узкую расщелину в складках гор. Не проехали и мили, как ущелье расширилось, и всадники оказались в зарослях гигантского цереуса. Потом тропа, извиваясь между торчавшими скалами, круто пошла вверх в обрамлении сменивших цереусы сосен и можжевельника. Некоторые кривые стволы казались седыми и сгорбленными от времени и ветра, но яркая зелень крон служила живым контрастом рыжевато-красным песчаникам кайбабских пустынь.
Путь оживляли желтые заросли тамариска, дымного дерева, померанцевые тона заячьей метелки, но горы становились все более дикими. К сумеркам они свернули в небольшую, покрытую травой прохладную котловину. Вахо спешилась. Несмотря на жару и долгий путь, она совсем не выглядела уставшей.
— Остановимся здесь. — Она указала рукой на источник.
— На ночь? — спросил Рауди.
Вахо с улыбкой посмотрела на него.
— Разумеется. Ночью сам дьявол не доберется до этих мест.
— Не боишься? — с любопытством глядя на нее, спросил Рауди. — Ну… ты меня не очень хорошо знаешь, так ведь?
— Нет, не боюсь. А надо?
Не понимая, радоваться или обижаться, он смущенно пожал плечами.
— Нет, конечно.
Дров было полно, пропыленных, сухих, как порох. Набрать их и разжечь костер ничего не стоило. Вахо принялась готовить. Рауди привязал к колышкам коней и в задумчивости наблюдал за ней.
— А ты девушка что надо, — неожиданно выпалил он.
Вахо рассмеялась.
— А тебе не кажется, что я все это и затеяла, чтобы показать себя? Я не городская, Рауди. И никогда не буду ей. Ни в школе, ни в Новом Орлеане, ни в Нью-Йорке или Бостоне я ни на минуту не забывала о пустыне.
— Я рад, — отозвался Рауди, не совсем понимая, чему радоваться. Осторожно добавил: — Какому-то парню достанется классная девушка. Вот повезет!
Внимательно поглядев на него, Вахо сняла кофе с огня.
— Повезет, если любит пустыню и горы.
Когда кончили ужинать, ковбой, подбросив дров в костер, блаженно растянулся на песке, глядя сквозь огонь в глаза Вахо. Небо усыпали мириады звезд. Темные очертания скал, ранчо, родео, даже Дженни исчезли, растворились где-то очень далеко.
Они долго разговаривали. В пустыне тявкал на звезды койот. Глухо перебирая ногами, кони мирно хрустели сочной травой.
Рассвет Рауди и Вахо встретили в седлах, спускаясь в широкую белую чашу еще одного отрога пустыни. На лбу Рауди выступил пот. Жара обволакивала все кругом. Ни ветерка, ни малейшего движения, кроме их собственного. И всепроникающий зной.
