тот вопрос, что вы хотели мне задать?
– Именно! Отвечайте же!
– Дайте мне хорошее ружье, и все увидите сами.
Тут он нехотя отложил в сторону ружейный ствол, в котором делал нарезы, затем поднялся, подошел ближе, смерил меня удивленным взглядом и воскликнул:
– Дать ружье? Да ни за что на свете! Мои ружья попадают в руки только тем, кому я могу доверить свою честь.
– Мои руки как раз подойдут, – возразил я.
Он снова взглянул на меня, в этот раз искоса, потом сел на прежнее место и принялся снова колдовать над ружьем, бурча под нос: «Вот так гринхорн! Его дерзость выведет меня из себя!»
Спорить я не стал, а вытащил сигару и закурил. Около четверти часа мы просто молчали, но дольше мистер Генри не выдержал. Он поднял ружейный ствол против света, внимательно поглядел в него и при этом заметил:
– Стрелять определенно труднее, нежели звезды считать или читать древние надписи, не так ли? Вы когда-нибудь держали ружье в руках?
– Думаю, да.
– А курок спускали?
– Конечно.
– И попадали?
– Еще бы!
Оружейник опустил ствол, снова смерил меня недоверчивым взглядом и спросил:
– Попадать – попадали, но куда?
– В цель, понятно.
– Черт возьми, сэр! Ну и болтун! Да вам и в стену не попасть, будь она хоть двадцать локтей в высоту и пятьдесят в длину! И вы нагло утверждаете совершенно невозможное с таким серьезным, внушающим доверие лицом, что я могу не сдержаться! Я же не мальчишка, которому вы даете уроки! Понятно? И этот гринхорн, книжный червь, вдруг утверждает, что умеет стрелять! Всю жизнь рыться в турецких, арабских и других невесть каких древних книгах – когда же у вас было время стрелять? А ну, снимите со стены вот этот старый флинт [6] и попробуйте-ка взять что-нибудь на мушку. Из него валят медведя – лучшего ружья не найти.
Я уверенно взял в руки ружье и прицелился.
– Эй! – воскликнул мистер Генри, вскочив с места. – Не так! Вы обращаетесь с ним как с тросточкой, а ведь это самое тяжелое ружье из тех, что я знаю. Неужели вы и впрямь обладаете такой силой?
Вместо ответа я, схватив его за полу куртки и ремень, легко приподнял вверх.
– Дьявольщина! – заголосил он. – Пустите меня! Вы сильнее моего Билла!
– Вашего Билла? Кто это?
– Это мой сын, но он… оставим это! В общем, он погиб вместе со всеми… Какой толковый парень вышел бы из него! Вы с ним одного роста, да и фигуры ваши похожи, у вас почти такие же глаза и даже форма рта… впрочем, это вас не касается…
Глубокая печаль всей жизни отразилась вдруг на лице оружейника. Он провел по лбу рукой, словно желая отогнать горе прочь, потом продолжил чуть бодрее:
– Очень жаль, сэр, что при такой физической силе вы корпите только над книгами. Вам следовало бы заняться тренировками!
– А я занимаюсь.
– Боксом?
– Нет, у нас он мало известен. А вот гимнастикой и борьбой…
– А верховой ездой?
– Тоже.
– А фехтованием?
– Даже уроки давал.
– Эй, а не болтаете ли вы?
– Снова проверить хотите?
– Спасибо, хватит! Вообще-то, мне пора работать. Присаживайтесь!
Он вернулся к верстаку, а я последовал его приглашению. Дальнейший разговор оказался весьма односложным, поскольку мысли мистера Генри были заняты чем-то более важным. Внезапно он прекратил работу и спросил:
– А математикой вы занимались?
– Мой любимый предмет.
– Арифметика, геометрия?
– Разумеется.
– А может, и с топографией дружите?
– Дружу. Не раз колесил по окрестностям просто так с теодолитом [7] в руках.
– Вы действительно сумеете провести топографическую съемку?
– Да. Я делал и горизонтальный, и вертикальный план местности, хотя и не берусь утверждать, что мои познания в геодезии достигают профессионального уровня.
– Все это очень похвально!
– Но почему вы об этом спрашиваете, мистер Генри?
– Есть на то причина. Еще узнаете, понятно? Сперва я должен узнать – хм, да, – как у вас со стрельбой.
– Так испытайте меня.
– Обязательно. Не сомневайтесь! Когда у вас занятия?
– В восемь утра.
– Хорошо, приходите в шесть ко мне. Пойдем на стрельбище, где я пристреливаю свои ружья.
– В такую рань?
– Не хочу больше ждать, ибо горю желанием доказать, что вы – настоящий гринхорн. Ну хватит об этом. У меня есть другие дела, поважнее ваших!
Ствол ружья, похоже, уже был готов, и мистер Генри вынул из шкафчика многогранный металлический брусок, после чего начал напильником ровнять его углы. Тут я заметил, что на каждой грани бруска имелись отверстия.
Он так сосредоточился на работе, что, похоже, забыл о моем присутствии. Его глаза блестели, и, когда он время от времени прерывался, чтобы полюбоваться собственным произведением, лицо его светилось истинным счастьем. Сомнений не было: эта металлическая болванка представляла для него большую ценность. Удержаться я не смог и спросил:
– Неужели из этого получится какая-нибудь часть ружья, мистер Генри?
– Конечно, – ответил он, словно только что вспомнил о моем присутствии.
– Но я не знаю ни одной системы оружия с такой составной частью.
– Охотно верю. Система еще только рождается – это будет новое ружье Генри.
– Вот как! Стало быть, изобретение?
– Да.
– Тогда простите мое нетерпение, это ведь пока тайна?
Он еще долго смотрел в каждое отверстие, вертел болванку во все стороны, несколько раз прикладывал ее к задней части только что приготовленного ствола, после чего наконец ответил:
– Да, это тайна. Но вам я ее доверю, потому что вы – хоть и гринхорн до мозга костей! – умеете молчать, если надо. Я вам скажу, что из этого получится: штуцер с двадцатью пятью зарядами.
– Не может быть!
– Спокойно! Я не так глуп, чтобы браться за что-либо невозможное.
– Но тогда где же ваш патронник на двадцать пять патронов?
– Все есть.
– Кажется, штуковина получится довольно большая и громоздкая…
– Хо! Всего лишь один барабан, зато весьма удобный. Он совершенно не мешает. Эта болванка и есть будущий патронный барабан.
– Хм… Я, конечно, слабо разбираюсь в вашем искусстве, но как насчет температуры? Не будет ли перегрева ствола?
– Ни в коем случае! Материал и способ изготовления – мой секрет. Впрочем, зачем выпускать подряд все двадцать пять пуль?!
– Это точно.
– То-то! Из металлической болванки получится отличный барабан. После каждого выстрела барабан вращается и досылает следующий патрон в патронник. Много лет я носился с этой идеей, но ничего путного сделать не удавалось. Теперь, кажется, дело пойдет на лад. У меня уже есть доброе имя, но вскоре обо мне узнают сотни других людей. И я, может быть, заработаю много денег.
– А заодно – и нечистую совесть.
Мистер Генри удивленно взглянул на меня.
– Полагаете, убийца может иметь чистую совесть? – продолжил я, не дав ему опомниться.
– Бог мой! Хотите сказать, что я убийца?
– Пока нет, но…
– Могу им стать, так?
– Да, содействие убийству – не менее тяжкое преступление.
– Придержите язык! Никакому убийству я потакать не собираюсь! Что вы несете?
– Речь идет даже не об одном убийстве, а о настоящей бойне.
– Что? Не понимаю, о чем вы?
– Если всякий сможет купить ваше опасное оружие, вы очень быстро распродадите несколько
