Когда они пили кофе, послышался грохот якорной цепи, скользящей по клюзу: прибыло какое-то судно.
— Это Дэвид Гриф, — заметил Питер Джи.
— Откуда вы знаете? — грубо спросил Дикон и, не желая согласиться с метисом, заявил: — Все вы такие, чуть что, норовите пустить новичку пыль в глаза. Я сам немало поплавал на своем веку и считаю пустым бахвальством, когда мне говорят название судна, едва завидев парус, или называют по имени капитана, лишь услышав, как гремит якорная цепь его судна; это… это совершеннейшая ерунда.
Питер Джи зажигал в это время сигарету и промолчал.
— Я знал чернокожих, которые проделывают совершенно удивительные вещи, — тактично вставил Мак-Мертрей.
Поведение Дикона раздражало и управляющего и остальных свидетелей этой сцены. С той минуты, как Питер Джи прибыл сюда, Дикон все время старался как-нибудь задеть его. Он придирался к каждому его слову и вообще был очень груб.
— Может быть, это потому, что у Питера есть примесь китайской крови?
— предположил Эндрюс. — Дикон — австралиец, а ведь известно, какие они сумасброды, когда речь идет о цвете кожи.
— Думаю, что вы правы, — согласился Мак-Мертрей. — Но мы не допустим, чтобы так оскорбляли человека, особенно такого, как Питер Джи, который белее многих белых.
И управляющий был прав. Питер Джи, этот евразиец, был редким человеком, добрым и умным. Хладнокровие и честность его китайских предков уравновешивали безрассудство и распущенность его отца-англичанина. Кроме того, он был образованнее, чем любой из присутствующих, говорил на хорошем английском языке, равно как и на нескольких других языках, и больше соответствовал их идеалу джентльмена, чем они сами. Наконец, он был добрая душа. Он ненавидел насилие, хотя в свое время ему приходилось убивать людей, ненавидел драки и избегал их, как чумы.
Капитан Стейплер поддержал Мак-Мертрея.
— Помню, когда я перешел на другую шхуну и прибыл на ней в Альтман, чернокожие сразу же узнали, что это я. Меня там не ждали, тем более на другом судне. Они сказали торговому агенту, что шхуну веду я. Тот взял бинокль и заявил, что они ошибаются. Но они не ошиблись. Потом они сказали, что узнали меня по тому, как я управлял шхуной.
Дикон словно не слышал Стейплера и продолжал приставать к скупщику жемчуга.
— Каким образом вы могли узнать по грохоту цепи, что подошел именно этот… как его там зовут?.. — вызывающе спросил он.
— Тут очень много всего, что позволяет прийти к этому выводу, — ответил Питер Джи. — Не знаю даже, как вам это объяснить. Об этом можно написать целую книгу.
— Так я и думал, — ухмыльнулся Дикон. — Ничего нет проще, как дать объяснение, которое ничего не объясняет.
— Кто хочет партию в бридж? — прервал его Эдди Литл, помощник управляющего; он выжидательно смотрел на присутствующих и уже начал тасовать карты. — Питер, вы будете играть, не правда ли?
— Если он сядет сейчас за бридж, значит, он просто болтун, — отрезал Дикон. — В конце концов мне надоел весь этот вздор. Мистер Джи, вы весьма обяжете меня и поддержите свою репутацию честного человека, если объясните, каким образом вы узнали, чей корабль отдал сейчас якорь. А потом мы сыграем с вами в пикет.
— Я предпочел бы бридж, — ответил Питер. — Что касается вашего вопроса, то дело, в общем, обстоит так: по звуку якорной цепи я определяю, что это небольшое судно, без прямых парусов. Не было слышно ни гудка, ни сирены — опять-таки небольшое судно. Оно подошло чуть не к самому берегу. Еще одно указание на то, что это небольшое судно, ибо пароходы и большие парусники отдают якорь, не доходя до мели. Далее, вход в бухту очень извилист, и ни один капитан на всем архипелаге, будь он с вербовочного или торгового судна, не отважится войти в бухту после наступления темноты. И тем более, если он нездешний. Правда, есть два исключения. Одно из них Маргонвилл, но его казнили по приговору суда на Фиджи. Остается Дэвид Гриф. Он заходит в бухту днем и ночью, в любую погоду. Все это знают. Если бы Гриф был сейчас где-нибудь далеко, мы могли бы предположить, что это какой-нибудь отчаянный молодой шкипер. Но, во-первых, о таком шкипере нам ничего не известно. А, во-вторых, Гриф плавает сейчас в этих водах на «Гунге» и скоро отправится на Каро-Каро. Позавчера я был на «Гунге» в проливе Сэнд-флай и разговаривал с ним. Он привез на новую факторию торгового агента. Гриф сказал, что сначала он зайдет в Бабо, а потом прибудет на Гобото. Ему давно пора быть здесь. Я слышал, как отдали якорь. Кому же еще быть, как не Дэвиду Грифу? Командует «Гунгой» капитан Доновен, и я знаю, что он не подойдет к Гобото в темноте, когда на судне нет хозяина. Вот увидите, не пройдет и нескольких минут, как в дверях появится Дэвид Гриф и скажет: «В Гувуту пьют даже в промежутках между выпивками». Держу пари на пятьдесят фунтов, что сейчас войдет именно он и скажет: «В Гувуту пьют даже в промежутках между выпивками».
На миг Дикон был сокрушен. От гнева кровь бросилась ему в лицо.
— Отлично! Он ответил вам. — Мак-Мертрей добродушно рассмеялся. — И я сам поддержу пари на пару соверенов.
— Кто хочет сыграть в бридж? — нетерпеливо крикнул Эдди Литл. — Питер, идите сюда!
— Вы играйте в бридж, а мы перекинемся в пикет, — заявил Дикон.
— Я предпочитаю бридж, — мягко возразил Питер Джи.
— Вы не играете в пикет?
Скупщик жемчуга кивнул.
— Тогда начнем! И, может быть, я докажу вам, что в пикете смыслю больше, чем в якорях.
— Но позвольте… — начал было Мак-Мертрей.
— Вы можете играть в бридж, — перебил его Дикон, — а мы предпочитаем пикет.
Питер Джи сел за игру очень неохотно; он словно чувствовал, что она могла плохо кончиться.
— Только один роббер, — сказал он, снимая колоду перед сдачей.
— По скольку будем играть? — спросил Дикон.
Питер Джи пожал плечами.
— По скольку хотите.
— Сто на кон — пять фунтов партия?
Питер Джи согласился.
— При недоборе больше чем наполовину, конечно, десять фунтов?
— Хорошо, — сказал Питер Джи.
Четверо сели за другой стол играть в бридж. Капитан Стейплер в карты не играл и время от времени наполнял шотландским виски высокие стаканы, что стояли справа у каждого игрока. Мак-Мертрей, плохо скрывая беспокойство, следил за тем, как шла игра в пикет. На его товарищей англичан тоже весьма неприятно действовало поведение австралийца, и они опасались какой-нибудь выходки с его стороны. Всем было ясно, что он ненавидит Питера Джи и в любой момент может затеять ссору.
— Надеюсь, что Питер проиграет, — тихо сказал Мак-Мертрей.
— Едва ли, разве если карта совсем не пойдет, — ответил Эндрюс. — В пикет он играет, как бог. Знаю по собственному опыту.
