Пенстивен промолчал. Это был наглядный урок непревзойденного лицемерия. К тому времени он был уже одет.
Один из подручных шерифа держал в руках его бумажник. Двое другие взяли по пистолету и по одной кобуре, которые он обычно носил под курткой.
— Нормальному человеку, если, конечно, он не отъявленный убийца, никогда даже в голову не придет вот так вооружиться! — сказал человек, которого все называли «Джо». — Так что поделом ему. Теперь его засадят за решетку, и надеюсь, что он там и сдохнет. И я говорю тебе это в лицо, ты, скотина!
Он потряс увесистым кулаком у самого носа Пенстивена.
— Вы зря надрываетесь, мистер Праведник, — заметил Пенстивен. — Как видите, руки у меня связаны, и ответить вам тем же я все равно не могу.
В комнате за стеной раздался громкий девичий возглас. Затем стали слышны заговорившие наперебой мужские голоса.
— Что-то случилось, — сказал Джо. — Пойдемте, парни, поглядим, в чем там дело.
Все дружно перешли в комнату Дейва Белла. В руках у Барбары был холщовый мешок. Помрачневший и охваченный нервной дрожью Белл замер посреди комнаты, при этом его подбородок был решительно выдвинут вперед, а руки сами собой сжались в кулаки.
— Все подстроено, — твердил он. — Взгляните в окно, шериф, и сами увидите, что от его комнаты до окна моей можно запросто добраться, пройдя по карнизу. Это же ясно, как Божий день.
— Верно, — согласился шериф, не желая отказываться от своей первоначальной версии случившегося.
— Но какого черта ему понадобилось бы прятать эти побрякушки у тебя за окном, где бы ты их по утру мог запросто обнаружить? — спросила девушка у Белла.
— Ты ненавидишь меня, Бобби, — сказал он. — Не знаю, почему, но это так. У меня нет привычки выглядывать из окон в поисках мешков с деньгами. К тому же его было совсем не видно среди густой листвы. У тебя острое зрение. Другие же проходили мимо окна по нескольку раз, но так ничего и не заметили.
Но тут слово снова взял шериф.
— Я забираю в тюрьму их обоих. А там будет видно, что к чему. Белл, ты тоже поедешь с нами. Так что собирайся.
Пенстивен взглянул на Джо.
— Ну что, мистер Праведник, как самочувствие? — с улыбкой поинтересовался он.
Джо смущенно потупился.
Пенстивена вывели на улицу, где все дышало свежестью холодного утра. У миссис Стилл к тому времени уже сложилось собственное мнение о происходящем, и она громко возмущалась и твердила, что это произвол, среди ночи увозить из дома совершенно невиновного человека.
Однако шериф молча продолжал свое дело, не поддаваясь на эти заклинания.
— Вы просто боитесь отпустить его, — вторила ей Барбара Стилл. — Боитесь, что если не засадите его в тюрьму, то все в округе станут считать вас слюнтяем. Ну почему вы не признаетесь, что просто струсили?
— Уймись, Бобби, — приказал шериф. — Так, выводите кобылу. Гляди, она вся до сих пор ещё в мыле. А теперь помогите ему сесть верхом. Пусть едет в тюрьму на собственной лошади!
Люди шерифа помогли Пенстивену сесть в седло, вставили его ноги в стремена, и в следующий момент застыли в полном недоумении, так как стремена оказались слишком коротки, отчего колени Пенстивена были задраны так высоко, словно он сидел в английском седле.
— Дейв Белл! Вот так умник! — воскликнула девушка. — Казалось бы, все предусмотрел, а на такой ерунде прокололся. Забыл удлинить стремена, после того, как тайком завел лошадь обратно в стойло.
Шериф ещё какое-то время продолжал мрачно взирать на происходящее, а когда к нему, наконец, все же вернулся дар речи, то голос его напоминал скрип несмазанных дверных петель.
— Отпустите Чужака, — приказал он.
К тому времени, как Дейв Белл с победоносным видом прибыл к месту событий, в его вине уже никто не сомневался. Дабы лишний раз убедиться в своей правоте, собравшиеся первым делом усадили его верхом на Красотку и удостоверились, что стремена были укорочены точно по длине его ноги. Возможно, где-нибудь на Востоке суд присяжных счел бы данный факт несущественным и не заслуживающим внимания; но для этих людей, толпившихся в этот рассветный во дворе при свете фонарей, одной этой улики оказалось более, чем достаточно. Дейва Белла стащили с седла и усадили на мустанга, накрепко связав ему ноги под брюхом полудикого коня.
Кто-то предложил выпустить мустанга с привязанным к нему седоком на волю, чтобы тот мог испытать судьбу и в конце концов разбиться о скалы или же свернуть себе шею о ствол или нижние сучья какого-нибудь дерева, когда животное будет мчаться напролом через лес.
Как и все жители Запада, эти люди обладали обостренным чувством справедливости.
Здесь, на Западе, человек может совершить преступление из мести, из-за золота или просто так, и впоследствии избежать наказания. Но подлая попытка переложить вину за собственные грехи на чужие плечи, никак не могла оставить горожан равнодушными. Они поносили Дейва Белла на все лады и наверняка избили бы его, если бы только он был чуть повыше ростом.
Даже такой суровый человек, как шериф, был тронут таким поворотом событий. Он подошел к юному Пенстивену и сказал:
— Я недооценил тебя, сынок. Может быть ты и имеешь какое-то отношение к этой проклятой шайке Джона Крисмаса, но только если бы у меня был сын, и пришлось бы выбирать, на кого ему быть похожим, на тебя или Дейва Белла, я бы, наверное, предпочел, чтобы он стал таким, как ты. И остался бы в живых. Я бы скорее пожелал ему сгореть в аду, чем быть таким, как Дейв Белл. Возможно, завтра я в этом уже не буду так твердо уверен. Но сейчас мне бы хотелось пожать твою руку. Держи пять!
Пенстивен посмотрел в лицо шерифу, а затем перевел взгляд на протянутую руку.
— Ты просто сентиментальный старый дурак, — грубо сказал он.
Для шерифа это было большим оскорблением, потому что сказать в ответ ему было решительно нечего, и теперь его самолюбие было уязвлено. Опустив глаза, он недоуменно посмотрел на собственную руку, словно видел её впервые в жизни, а затем опустил её и удалился, уводя с собой задержанного.
Однако слухи об этом инциденте мгновенно распространились по городу, и Маркэм запомнил последнюю реплику ничуть не хуже самого оплеванного шерифа.
«Очень крутой парень, этот Джон Чужак», — единодушно решили горожане.
Они решили уважать его за такие качества, как доблесть, физическую силу и умение метко стрелять, но при всем при этом держаться от него подальше, ибо на Западе принято было судить о человеке, принимая во внимание не столько его прежние заслуги, сколько присущую именно ему широту натуры.
Пенстивен же, со своей стороны, отправился обратно в постель, где и оставался на протяжении всего дня.
