Близ берега ручья Соколиный Глаз, сделав второй привал, снял с ног мокасины и предложил Хейворду и Гамуту сделать то же. Потом все вошли в воду, и около часа маленький отряд двигался по руслу ручья, не оставляя после себя следов. Луна уже спряталась за громадные черные тучи, которые громоздились в западной части горизонта, когда путники покинули мелкий извилистый ручей и снова очутились на песчаной, поросшей лесом низменности. Тут охотник, по-видимому, почувствовал себя гораздо спокойнее; теперь он шел с уверенностью и быстротой человека, знающего, что он делает. Вскоре тропинка сделалась менее ровной, и путешественники заметили, что ее с обеих сторон теснят горы и что им вскоре придется войти в одно из горных ущелий.
Соколиный Глаз остановился и, подождав остальных, сказал вполголоса:
– Легко изучить лесные тропинки, научиться отыскивать соленые источники и ручьи в лесной глуши. Но кто из видевших это место решится сказать, что целый отряд может скрываться среди молчаливых деревьев и каменных склонов?
– Значит, мы уже невдалеке от форта Уильям-Генри? – спросил Хейворд, делая шаг к разведчику.
– Еще далеко, да вдобавок нам придется идти по очень неудобной дороге. Смотрите, – прибавил охотник, указывая на небольшой водоем, на глади которого неподвижно лежали отражения звезд, – это Кровавый пруд. Я не только частенько бывал здесь, но и дрался с врагами, дрался от восхода и до заката.
– Значит, это и есть могила храбрецов, которые пали во время сражения? Я слышал название Кровавый пруд, но никогда не видел этого страшного водоема.
– Да, повоевали мы здесь! – продолжал Соколиный Глаз, скорее отдаваясь потоку собственных мыслей, чем отвечая на замечание Дункана. – Немало французов нашло здесь могилу. Собственными глазами я видел, как эти воды покраснели от крови, когда после сражения тела убитых были свалены в пруд.
– Во всяком случае, это покойная могила для солдата, – заметил Дункан. – А вы, значит, долго служили тут, на границе?
– Я? – гордо воскликнул разведчик. – Почти все эти склоны повторяли звуки моих выстрелов, и между Хорикэном и рекой не найдется ни одной квадратной мили, на которой мой «оленебой» не уложил бы врага или лесного зверя… А что касается спокойствия подобной могилы, то существует и другое мнение. Говорят, что души убитых иногда покидают этот водоем и бродят по его берегам… Тсс! Вы ничего не видите на том берегу пруда?
– Вряд ли в этом темном лесу найдется еще кто-то, столь же бесприютный, как мы.
– Такие создания, как этот, мало заботятся о доме или приюте, и ночная роса не увлажнит тела, которое с рассветом погружается в воду, – возразил Соколиный Глаз и уцепился за плечо Дункана с такой судорожной силой, что офицер понял, какой суеверный страх охватил этого обычно бесстрашного человека. – Клянусь небом, это живой человек, и он подходит к нам! Возьмитесь за оружие, друзья, потому что неизвестно, враг или друг идет нам навстречу.
– Кто идет? – по-французски спросил суровый голос.
– Что это значит? – прошептал Соколиный Глаз. – Он говорит не по-английски и не по-индейски.
– Кто идет? – повторил тот же голос.
Вслед за вопросом послышалось щелканье курка, а фигура незнакомца приняла угрожающую позу.
– Франция! – по-французски крикнул Хейворд, выступив из тени деревьев на берег пруда, и остановился в нескольких ярдах от часового.
– Откуда вы и куда идете в такой час? – спросил гренадер с акцентом уроженца старой Франции.
– Возвращаюсь из разведки, иду спать.
– Вы офицер короля?
– Ну конечно, камрад. Неужели не видно сразу? Я капитан стрелкового полка. – Хейворд успел заметить, что солдат принадлежал к одному из линейных полков. – Со мной пленные дочери коменданта английской крепости… Ага! Ты слышал про это? Я их захватил в плен подле форта и везу к генералу.
– Клянусь, сударыни, мне очень жаль, что так случилось, – произнес молодой солдат и любезно приложил руку к козырьку, – но что делать: превратности войны! Вы увидите, что наш генерал – достойный человек и очень вежлив с дамами.
– Таков обычай военных, – по-французски сказала Кора, отлично владевшая собой. – До свидания. Желаю, чтобы вам поручили выполнение какой-нибудь более приятной обязанности.
Солдат вежливо и низко поклонился ей, а Хейворд прибавил: «Покойной ночи, товарищ», – и все путники снова медленно двинулись в путь, предоставив часовому ходить взад и вперед по берегу молчаливого пруда. Не допуская мысли, чтобы враги могли поступить с такой безумной смелостью, солдат напевал песенку, которая возникла в его уме при виде девушек и, может быть, при воспоминании о своей любимой далекой Франции: «Vive le vin, vive l’amour!»[12]
– Какое счастье, что вы сумели столковаться с этим мошенником! – прошептал разведчик, миновав пруд. – Он может благодарить бога за то, что любезно обошелся с вами. В противном случае среди костей его соотечественников нашлось бы местечко и для его скелета…
Соколиный Глаз не мог продолжать: его прервал протяжный и глухой стон, донесшийся от маленького пруда; казалось, будто души убитых действительно всё еще бродили около своей водяной могилы.
– Не правда ли, это был солдат из плоти? – продолжал разведчик. – Ни один дух не был бы в состоянии так ловко управляться с ружьем.
– Да, это был живой человек, только остался ли бедняга в живых – неизвестно, и в этом можно сомневаться, – ответил Хейворд, оглядываясь кругом и видя, что рядом нет Чингачгука.
Раздался второй стон, слабее первого, потом послышался глухой всплеск воды, и снова воцарилась мертвая тишина.
Маленький отряд стоял в нерешительности, не зная, что делать. В это время из чащи ветвей выскользнула фигура индейца. Вождь могикан подходил к своим спутникам. Одной рукой он привязывал к поясу скальп несчастного француза, а другой поправлял скальпировальный нож и томагавк, которые были обагрены кровью молодого солдата. Он спокойно вернулся на прежнее место с видом человека, который выполнил похвальную обязанность.
Разведчик поставил ружье на землю, положил руки на дуло и остановился в глубоком раздумье. Наконец, печально покачав головой, он пробормотал:
– А все-таки жаль, что это случилось с веселым молодым человеком из старой страны, а не с каким-нибудь мингом!
– Довольно! – сказал Хейворд; он боялся, как бы ничего не подозревавшие сестры не поняли причины остановки маленького отряда. – Дело сделано, и хотя было бы лучше, если б не произошло ничего подобного, но сделанного не воротишь. Однако мы, очевидно, находимся на линии вражеских часовых.
– Да, – произнес, очнувшись от раздумья, Соколиный Глаз, – действительно, не стоит больше думать о случившемся. Да-да, как видно, форт окружен французами, и нам предстоит нелегкая задача.
