Старый мореход, проведший свою жизнь под парусами какого-нибудь неплохого трехмачтового корабля, уже не может жить на суше; когда он становится не годен к тяжелой морской работе, то покупает себе маленький домик недалеко от моря и смотрит с тоской и любовью в вечно меняющуюся и никогда не знающую покоя даль, пока тяжелая рука смерти не сомкнет его усталые веки.
Сумевший противопоставить свою волю опасностям Дикого Запада испытывает похожие чувства. Случись ему оказаться в местах, над которыми простерла свое благословение — и свое проклятие — цивилизация, его все равно будет тянуть за палисад, в неизвестность безграничных просторов, где требуется напряжение всех физических и духовных сил, чтобы не погибнуть в отчаянной схватке с множеством смертельных опасностей. В старости такой человек редко находит себе тихое место, как это случается с отплававшим свое моряком, осевшим на берегу; ему не нужны ни тишина, ни покой, — оседлав мустанга, он снова и снова уходит за горизонт и там, вдали, он однажды исчезнет навсегда. Возможно, спустя годы случайный охотник увидит его побелевший скелет на выжженной солнцем равнине или высоко в горах среди скал, но равнодушно проедет он мимо и ему будет безразлично имя того, кто принял здесь, скорее всего ужасную, смерть. Дух Запада груб, в нем нет сострадания и тонких чувств; он готов уступать только физическому напору, не знает других законов кроме законов природы; тут выживают только мужчины, способные найти опору в самих себе. Здесь, несмотря на все договоры, снова и снова изгоняемый с предписанных мест обитания, живет народ, богато одаренный природой, но тем не менее обреченный на неизбежное вымирание в отчаянной схватке с государством, которое обратило все находящиеся в его распоряжении огромные физические и духовные ресурсы, все чудеса техники и науки на то, чтобы подавить сопротивление противника. Между умирающим гигантом и набирающей силы «культурной нацией», сжимающей мощной рукой горло противника, уже столетия идет непрекращающаяся война, равной которой не найдешь ни на одной странице истории; герои этой войны, будь они известны миру, затмили бы блеском своих деяний героев классической древности. И нет на земле такого оружия, которое не применили бы друг против друга в стремлении к взаимному уничтожению неприметные с виду, но грозные эти соперники.
Если с ружьем на плече выйти из Форт-Гибсона, что в Арканзасе, и двинуться вверх по течению реки, то по прошествии нескольких дней пути можно увидеть маленький поселок, состоящий из нескольких довольно примитивных домиков, небольшой площади и стоящего несколько в стороне блокгауза, грубая вывеска на котором уже издали позволяет узнать в нем салун. Сказать, что облик хозяина этого заведения радовал глаз, было бы большим преувеличением, однако и он со своей стороны не предъявлял слишком суровых требований к посетителям. Никто не знал, кем он был раньше и откуда пришел, и он также никого не спрашивал о его имени, роде занятий или цели поездки. У него можно было купить нужную вещь, поесть и выпить, провести время за игрой в карты или бросить кости, а потом отправиться дальше своей дорогой. Кто много спрашивает, тому нужно много времени, а американец ценит свое время дороже, чем ответы, которые он предпочитает получать, вовсе не задавая вопросов.
В тот день и час, о которых пойдет речь, в зале салуна сидели несколько мужчин, чей внешний вид никак нельзя было счесть подходящим для приличного общества. Одеты они были кто во что горазд, но общее впечатление сразу наталкивало на мысль, что это настоящие трапперы и переселенцы, которые навряд ли уже помнили, что такое хороший портной: при надобности они без разбора покупали первую попавшуюся мало-мальски подходящую вещь.
Там, где собираются вместе несколько белых людей, наверняка есть что выпить и, уж наверное, кто-нибудь рассказывает в подробностях интересный и поучительный случай из жизни. Присутствующие как раз молчали и смотрели перед собой, из чего можно было заключить, что одна из тех «мрачных и кровавых» историй, которые частенько доводится услышать в приграничных областях, была только что рассказана и теперь каждый копался в памяти, надеясь вспомнить нечто никому еще не известное. Вдруг один из охотников, сидевший у маленького окна, крикнул:
— Гляньте, кто это там, у реки! Если мои старые глаза мне не лгут, эти двое прямо как из книжки. Вы только посмотрите, как они сидят в седлах — уж так ладно и изящно, ну просто как на картинке. Что им вообще нужно, такого рода господам, в наших шикарных лесах?
Все, за исключением одного, повскакали со своих мест, чтобы посмотреть на чужаков; говоривший остался сидеть за столом, широко раздвинув локти. Он выполнил свой долг, и дальнейшее его не интересовало. Этот человек являл собой весьма своеобразную фигуру. Похоже, природа хотела изготовить из него кусок веревки, до такой степени все в нем было вытянуто, — лицо, шея, грудь, нижняя часть тела, руки и ноги были длинными, почти бесконечно длинными и при этом столь слабыми и ненадежными, что казалось, первый порыв ветра разметет его, как пук соломы. Лоб его был открыт, на затылке размещалось нечто когда-то бывшее цилиндром, а сейчас не поддающееся описанию; вытянутое лицо украшала борода, которая, однако, едва насчитывала сотню волос; они в беспорядке свисали со щек, подбородка и верхней губы почти до пояса. Одет он был в охотничью куртку, которая, судя по всему, была сшита во времена его ранней юности; она едва покрывала верхнюю половину тела, а рукава простирались лишь на пару дюймов дальше локтей. Два странных предмета, в которые были обернуты ноги, очевидно, раньше являлись голенищами пары огромных морских сапог, теперь, однако, они весьма походили на печные трубы; у щиколоток они смыкались с тем, что называется horse-feet — род обуви, изготавливаемый в основном в Южной Америке из еще теплой лошадиной кожи.
— Ты прав, Пит Холберс, — решил один из выглянувших наружу, — это гринхорны[7]; пускай делают что хотят!
Любопытные вернулись на свои места. Снаружи стал слышен топот лошадиных копыт; зазвучал отрывистый и резкий голос, принадлежащий человеку, явно привыкшему отдавать приказания. Потом дверь открылась и в помещение вошли двое, о которых только что шла речь.
В то время как о том, кто вошел последним, нельзя было сказать особенно много, тот, кого он сопровождал, в другой обстановке, несомненно, не остался бы незамеченным.
Он не был физически очень сильным человеком, однако своеобразная, не часто встречающаяся манера держаться придавала его облику властность и силу. Правильное, красиво очерченное и сильно загоревшее лицо было обрамлено густой черной бородой. Одет он был с иголочки, а оружие — его самого и его спутника — имело такой вид, будто его только что принесли из магазина, такое оно было гладкое и чистое.
