— Конечно, я одобряю ваше средство. Не следует проливать неповинной крови.
— В этом и не будет нужды, — повторил Вудлей. — Идем!
Три товарища готовы были в поход, когда возле них очутился вдруг четвертый. Это был Юпитер. Жизнь мулата и многочисленные бедствия приучили его к чуткому сну, и он уже с минуту как проснулся. Хотя спутники его и говорили почти шепотом, однако он расслышал достаточно, чтобы понять, что Кленси грозила опасность. Беглый невольник, а теперь человек свободный готов был отдать свою жизнь за того, кто помог ему избавиться от неволи.
Он просил позволения разделить опасность, какова бы она ни была.
Просьба Юпитера была уважена.
Но оставался вопрос, как быть с Гаркнессом? С ним не обращались как с пленником, однако ему не доверяли, а в ту минуту он мог быть опасен. Кто знает — были ли у него связи с негодяями, которых, по его словам, он оставил? А может быть, это одна только уловка?
И они колебались. Но Саймон Вудлей разрешил вопрос просто: схватил Гаркнесса за ворот, растолкал и заставил подняться.
Не дожидаясь никакого замечания со стороны изумленного спутника, старый охотник сказал ему на ухо:
— Послушайте, Джо Гаркнесс, ступайте с нами и не задавайте никаких вопросов. Слушай, Джуп, стереги его. А теперь, братцы, в дорогу! Нам едва остается времени дойти до места, где должны проходить индейцы. Ступайте по-кошачьи.
И старый охотник толкнул Гаркнесса к мулату, потом пошел вперед, а прочие последовали за ним гуськом. Кленси вел собаку на привязи.
Вскоре они вышли на дорогу, ведшую от реки. Она была хорошо видна и шла между деревьями, окаймлявшими речку, потом потянулась по безлесой долине, походившей на огромную степь.
Вудлей вел товарищей туда, где дорога выходила на открытую местность, и вел по диагонали. Они остановились между широколистыми пальметто и ожидали прибытия индейцев.
Глава LXVII. СОШЛИ С ЛОШАДЕЙ
Ужасный смех, вскоре заглушенный плеском воды, произвел на обеих сестер неописуемое впечатление. Вскоре на них напал новый страх. Обе подумали, что люди, увозившие их, были не индейцы. Индейцы не поняли бы их разговора. Ясно, что именно речи пленниц вызвали этот насмешливый хохот.
Чувствовать себя во власти белых при подобных обстоятельствах было вовсе не утешительно. У дикаря бывают иногда искры жалости, рыцарского чувства, но смех, выходивший из груди всадников, имел в себе что-то сатанинское. Люди, которые могли насмехаться над отчаянием, были, очевидно, лишены всякого человеколюбия и от них нельзя было ожидать ничего хорошего.
Кто же могли быть эти люди, спрашивали себя одновременно пленницы. Они уже не решались больше обмениваться между собой впечатлениями.
Переправляясь через воду, каждая из них делала про себя предположения. Сердца их, больше чем прежде, были переполнены страхом.
Джесси полагала, что один из всадников был Фернанд. Он говорил по-английски и мог слышать разговор ее с сестрой. Этого-то она и боялась. Кто же был другой — для нее все равно. Несчастье их было слишком велико от одного уже присутствия Фернанда. При этой мысли кровь застывала у нее в жилах.
Елена также подозревала обман.
Она тоже полагала, что один из всадников, вероятно, был коварный слуга Луи Дюпре, но не его она более всего страшилась. Но что-то говорило ей, что другой, тело которого соприкасалось с ее телом, был враг, знакомый уже ей и от которого не должна была она ожидать ни малейшего сострадания.
Это могло быть одно предположение, ужасное, порожденное страхом. Но если… о, что тогда будет с ней!
В то время, когда эта ужасная мысль овладела ей, лошади шли уже по твердой земле. Всадники остановили их и заговорили:
— Мы здесь можем сделать привал, — сказал один из них. — Капитан велел ожидать себя под большим дубом. Я не понимаю, зачем нам идти туда, искать дорогу между кустарниками, и подвергать наши драгоценные ноши колючкам. Здесь также удобно остановиться на время. Когда товарищи захватят то, за чем поехали, они скоро будут здесь. Мы шли так медленно, что они должны быть недалеко. Не расположиться ли нам здесь, привязав лошадей? Что вы скажете на это, Фил?
— Нет, — отвечал другой несколько повелительным тоном: — мы пойдем к дубу и там будем дожидаться: я имею на это свои причины.
— Хорошо, мне все равно. Только я очень устал от этой драгоценной ноши за спиной, хоть это и красавица. Я полагаю, что этот труд не будет продолжителен: капитан, вероятно, заменит меня. Что ж, я очень рад. Однако, ступайте вперед, Фил, я не очень хорошо знаю дорогу.
Последний не отвечал; повернув лошадь, он поехал вдоль берега между густыми деревьями.
Товарищ молча за ним последовал.
Отъехав шагов двести, они остановились под большим деревом, ветви которого покрывали обширную окружность. Не сходя с лошадей, спутники приблизились друг к другу. Наклонясь ко второму, первый сказал несколько слов так тихо, что они могли быть услышаны лишь тем, к кому относились.
— Останьтесь по эту сторону дерева, а я пойду по другую. Мне надо переговорить, пока подъедут наши.
И разбойник указал на закутанную особу, привязанную сзади его, повернув слегка голову в ее сторону.
— Хорошо, — отвечал товарищ, сделав зловещий жест в знак того, что понял.
И он слез с лошади в то время, как другой поехал на другую сторону дуба.
Оба отвязали ремни, удерживавшие пленниц, потом слезли с лошадей, сняли пленниц и положили их на землю. Хотя последние и были завернуты в одеяла, обвязаны одной веревкой вокруг шеи, а другою вокруг талии, но у них ноги оставались свободны. Они могли бы спастись, бросившись в лес, густая тень которого представляла удобный случай. Похитители приняли против этого свои меры.
Теми же ремнями, которыми были прикреплены к ним пленницы, они связали последним ноги. Таким образом, нечего было опасаться, что они убегут. Они лишены были даже возможности двигаться.
Глава LXVIII. ФИЛ КОНТРЕЛЛ
Дело происходило под деревом, которое один из всадников назвал местом свидания. Упомянутый дуб имел не менее пятнадцати футов в диаметре, а ветви его простирались на большое пространство. Зеленые листья его мало были видны даже и днем, потому что наверху у него рос испанский мох и спускался фестонами. Иногда при лунном свете этот паразит казался белым и фантастическим. Иногда эти длинные фестоны, качаемые ночным ветром, делали его похожим на танцующее привидение. В тихую погоду его можно было принять за водопад, остановившийся вдруг в своем падении и окованный льдом. Гигантский ствол казался черной, неровной стеной, шершавою, словно кожа крокодила. Представьте себе пятнадцать футов в диаметре, не считая подпорок, которые, следуя по направлению корней, занимали вдвое большее расстояние.
