Ознакомительная версия.
— Шесть месяцев назад, — начала она, — мой отец был бодр и здоров, несмотря на преклонные годы. Он обладал веселым, деловитым, оптимистическим характером. Но вдруг стал чахнуть. Его здоровье ухудшилось не за один день. Если бы случилось так, то я не проявляла бы такого беспокойства. Я приписала бы все болезни. Но каждый день от него уходила частичка жизни. Потом он стал угасать с каждым часом. Это напоминало движение часовой стрелки. Вы не можете его заметить, но тем не менее в течение двенадцати часов стрелка совершает полный оборот. У отца словно испаряется кровь, и мы не знаем, как ему помочь.
— Болезнь сопровождается раздражительностью?
— Он совершенно спокоен, и, кажется, его абсолютно не волнует происходящее.
— Утратил ли он интерес к тому, что раньше привлекало его?
— Да, сейчас его ничего не интересует. Его не волнует здоровье скота, даже прибыль или убыток в торговле для него ничего не значат. Он просто устранился от любой работы.
— Ага, постепенное уменьшение способностей к вниманию.
— В некотором роде да. Но отец более живой, чем когда-либо. Например, похоже, у него развился сверхъестественный слух.
— Я собирался приписать его состояние воздействию возраста, — заметил Бирн. — Но это нетипично. Этот… э-э… внутренний слух не сопровождается интересом ни к чему в особенности?
Поскольку Кети промолчала, доктор решил, что девушка согласилась, но затем Бирн разглядел в темноте блеск ее глаз, словно она что-то рассматривала за его спиной.
— Только к одному, — наконец ответила она. — Да, он сохранил интерес только к одному.
Доктор облегченно кивнул:
— Хорошо! И что же…
Кети снова замолчала, но на этот раз заинтересованный Бирн пристально взглянул на нее. Та казалась глубоко обеспокоенной: одна рука крепко сжимала луку седла, рот приоткрылся; Кети напоминала человека, испытывающего невыносимую боль. Бирн не мог бы сказать, что заставляло трепетать ее блузку — легкий ветерок или быстрое дыхание.
— Об этом… — выдохнула она, — трудно говорить… Да и бесполезно!
— Разумеется, нет! — запротестовал доктор. — Причина, моя дорогая, хотя может показаться удаленной от своего следствия, имеет огромное значение для диагноза.
— Вот все, что я могу вам сказать, — поспешно перебила Кети. — Он ждет события, которое никогда не случится. Отец потерял кое-что в своей жизни. То, что никогда не сможет вернуть. Так стоит ли нам обсуждать его потерю?
— Для критического ума, — спокойно возразил доктор и автоматически поправил очки, — все имеет значение.
— Уже почти стемнело! — поспешно воскликнула девушка. — Поехали!
— Сначала, — придержал ее Бирн, — я должен сказать вам, что перед отъездом из Элкхеда я услышал намек на некоторую замечательную историю, касавшуюся человека, лошади и собаки. Может быть…
Но Кети словно оглохла. До Бирна донеслось короткое тихое восклицание, адресованное лошади, а в следующий момент всадница галопом помчалась вниз по склону.
Доктор устремился следом. В седле его так растрясло, что он почти задохнулся.
Едва войдя в дом, они столкнулись с высоким темноволосым мужчиной с глубоко посаженными темными глазами. Его загорелая кожа приобрела бронзовый оттенок, и он мог бы показаться красивым, не будь его черты так резко вырезаны и грубо отделаны. Довольно длинные волосы незнакомца развевались сквозняком из открытой двери. В нем было что-то диковатое, и сердце Рэндалла дало сбой. Когда мужчина увидел девушку, то его лицо сразу просветлело, но при взгляде на Бирна свет погас.
— Ты не нашла доктора, Кети? — спросил он.
— Доктора Хардина нет, и я привезла вместо него доктора Бирна.
Высокий мужчина лениво осмотрел Рэндалла с головы до пят и протянул широкую ладонь:
— Как поживаете, док?
Бирн решил, что все мужчины в горах очень большие. Такие физические размеры несколько раздражали. Они постоянно вынуждали его защищаться. Он то и дело извинялся перед самим собой и суммировал собственные достоинства. Сейчас у него возникла более серьезная причина для недовольства. Совершенно очевидно, что мужчина не принял всерьез незнакомого доктора.
— А это, — продолжала Кети, — мистер Дэниелс Бак. Есть новости?
— Почти нет, — покачал головой Бак. — Когда наступил вечер, он сказал, что ему, кажется, холодно. Я накрыл его пледом. Тогда он просто сидел, уставившись в никуда. Но недавно начал нервничать.
— Что он делал?
— Ничего. Я только чувствовал, что он возбужден. Примерно так же, как лошадь, перед тем, как собирается понести.
— Вы хотите пройти в свою комнату, доктор, или пойдете к нему прямо сейчас?
— Сейчас, — решил Бирн и последовал за Кети через прихожую.
Интерьер комнаты напомнил Рэндаллу скорее неовикторианский стиль, чем привычное для горной провинции оформление. На полу лежал ковер, сплетенный из нитей всевозможных цветов, но подобранных в грубоватый узор: красный в центре и серо-голубой по краям. Обитые зеленой тканью неглубокие стулья меняли цвет на мышиный, когда свет падал на подлокотники и спинки, и заставляли ваши колени торчать по-идиотски далеко и высоко. В одном конце комнаты Бирн увидел застекленный шкафчик, заполненный морскими раковинами и безделушками, а над ними крест в стеклянном ящике, окруженный веночком из роз. Большую часть стены заполняли гравюры, на которых изображалось все что угодно — начиная Ниагарским водопадом и заканчивая леди Гамильтон. Другой угол комнаты занимала картина с изображением лошадей, финиширующих ноздря в ноздрю. Художник изобразил благородных скакунов существами с огромными крупами и мускулистыми спинами, плавно переходившими в тонкие ножки фавнов. Эти животные летели словно птицы, приняв самые странные позы: передние копыта поднимались выше голов, а задние доставали до кончиков хвостов. Жокей на первой лошади сидел совершенно спокойно, но тот, что проигрывал, размахивал плетью и выглядел механической куклой из-за своих ярко-розовых щек. Вдоль дорожки в грациозных позах стояли мужчины в очень облегающих брюках и дамы с обнаженными плечами и туго затянутыми талиями. Вся компания опиралась на трости или сложенные зонтики и даже развернулась спинами к дорожке, словно считая свою беспечную болтовню более интересной, чем стремительный финиш.
Под ужасающим действием и еще более ужасающим покоем этой картины на кушетке полулежал больной, обложенный подушками и завернутый в индейское одеяло.
— Папа, доктора Хардина нет в городе, — сообщила Кети. — Я привезла доктора Бирна, он недавно приехал.
Больной медленно повернул к посетителям седую голову, и его густые брови слегка поднялись и опустились — мимолетная тень раздражения мелькнула на его очень суровом лице, обрамленном длинными белыми волосами, словно окутанном арктическим холодом. Больной был худым, ужасно худым, но все же не таким, как Бирн. Невероятная худоба мужчины подчеркнула размеры высокого лба и заставила божественно сиять его глаза. Рэндаллу хватило только одного взгляда, чтобы оценить беспокойство, о котором упоминала Кети. Он словно ощутил огонь, пылавший в Джозефе Камберленде и пожиравший тело старика. Больной терпеливо отнесся к осмотру, и доктор нашел его пульс слабым, быстрым, но ровным. Температуры не наблюдалось, небольшой жар легко объяснялся скоростью пульса.
Ознакомительная версия.
