— Что за кровь течет в жилах этой кобылки, полковник? — спросил он.
— А вы попробуйте догадаться, Каррик!
— Ну, готов поклясться, что она — порождение молнии и свирепого северного ветра, полковник!
Тот расхохотался.
— Да, мою красотку кроткой овечкой не назовешь! — согласился он.
— М-да, держу пари, что дремать рядом с ней не придется, — продолжал Каррик Данмор.
— И кто, по-твоему, сможет с ней поладить, Каррик? — полюбопытствовал полковник, явно наслаждаясь разговором.
— Ну, не знаю… парочке здоровенных гризли, может, и по плечу справиться с вашей красоткой… или горному льву, если очень повезет, и она не переломит ему хребет одним ударом копыта.
— Данмор, — вмешался, подойдя к ним, один из судей, — это последняя лошадь, которая еще не участвовала в родео — никто не выразил желания связываться с этой ведьмой. Либо берете ее, либо выбываете из состязаний!
— Если бы их тут было не меньше полусотни и у меня было бы право выбрать любую, — ответил Каррик, — я бы и тогда предпочел ее! Ах, хороша чертовка! Куда смотрели все эти олухи? Где были их глаза, черт подери?! Порасхватали каких-то полудохлых кляч, когда перед ними — настоящая королева, да еще готовая промчать любого из них галопом на вершину славы! Красавица, будь я проклят! Представьте же меня, полковник.
Шестеро здоровых парней с величайшими предосторожностями накинули ей на шею лассо и, притянув голову к перегородке, накинули на лоснящуюся спину попону и укрепили седло.
Кобыла особенно не противилась. Было заметно, однако, как под блестящей шкурой ходуном ходили великолепные мускулы, да порой по спине быстро пробегала дрожь. Как любой хороший боец, кобыла отлично понимала, что время решающей схватки еще не пришло.
— Она что-то подозрительно спокойна, верно? — пробормотал полковник.
— Спокойна-то спокойна, — кивнул Данмор, — как добрая куча пороха, пока в нее не попала искра. Ну, держу пари, сейчас у нее вырастут крылья!
Упирающуюся кобылу вывели из стойла, и Каррик Данмор уселся в седло. Винные пары все еще бродили у него в голове. Он никак не мог попасть
ногой в стремена, и потребовалось немало усилий, чтобы помочь ему вскарабкаться на спину кобыле. Но стоило ему только выпрямиться, как колени его привычно стиснули бока лошади с такой силой, что Прошу Прощения от неожиданности даже всхрапнула.
Протолкавшись сквозь толпу, Элизабет Фурно наблюдала весь этот спектакль с побелевшим от волнения лицом и пылающим взглядом. Опомнившись, она повернула лошадь и демонстративно направилась в противоположную сторону, задержавшись немного, чтобы переброситься несколькими словами с полковником.
А позади, за ее спиной вдруг растерянно охнули зеваки. Осадив коня, она обернулась и замерла: черный силуэт Прошу Прощения, казалось, на мгновение заслонил солнце. Вцепившись кобыле в гриву, всадник хлестал ее по ушам сорванной с головы шляпой, то и дело вонзая острые шпоры в холеные бока.
Не дожидаясь, чем все это закончится, Элизабет пустила своего коня в галоп и поспешила домой.
А тем временем Прошу Прощения решила показать все, на что она способна.
Однако все ее попытки были с самого начала обречены на провал. До сих пор она легко управлялась с любым ковбоем, осмелившимся встать у нее на дороге, но сейчас все было по-другому — с таким же успехом зеленый новичок мог попробовать свои силы на ринге против опытного тяжеловеса. Теперь ей пришлось столкнуться с мастером своего дела. И Прошу Прощения решила не ударить лицом в грязь.
Она птицей взмыла вверх, словно стремясь взлететь к самому солнцу. Тяжелые копыта с грохотом опустились на землю, чуть не расколов ее надвое, и та испуганно содрогнулась. Но это было только начало. Снова прыжок, и вот она вновь взвилась в воздух.
Словно коршун, который, в ярости от того, что упустил желанную добычу, снова и снова камнем падает вниз, в отчаянных попытках схватить перепуганного голубя, а тот спешит укрыться в зарослях леса — так и кобыла в безуспешных попытках скинуть седока пересекла все поле.
Уже во время второго скачка нога Каррик вылетела из стремени, во время третьего — он ухитрился вставить ее обратно, на четвертом — потерял оба стремени, и тут же снова нащупал их. Все мелькало у него перед глазами. Солнце оказывалось то над головой, то проваливалось куда-то вниз, но он еще держался.
Это было ужасно.
Прошу Прощения бесновалась: молнией металась то туда, то сюда, выделывала дикие курбеты, а то порой с бешеной скоростью кружила на месте — самый коварный трюк, к которому прибегают лошади во время родео, и это известно любому, кто хоть раз садился в седло. Иногда, словно желая немного поразмяться, кобыла во весь дух неслась по полю, и ее копыта с грохотом выбивали по земле мерную дробь.
Круг за кругом описывала она, но уже через несколько минут затаившие дыхание зрители заметили, что из носа Каррик Данмора тонкой струйкой стекает кровь.
— Он вытер ее, — шепнул один на ухо другому.
Напирая на ограду, они в нетерпении ждали, чем закончится этот необыкновенный поединок, кусали от нетерпения губы и надеялись.
А в стороне отдельной маленькой группой стояли шестеро пришлых ковбоев — те самые, которые имели сегодня такой успех, недавние победители — и задумчиво наблюдали за схваткой. В глазах их не было и тени зависти, ничего, кроме самого откровенного восхищения. Так один выдающийся актер с восторгом следит за игрой другого, пусть соперника, но настоящего мастера своего дела.
А схватка между тем продолжалась.
Еще недавно блестящая шкура кобылы теперь блестела от пота. Хлопья пены, покрывшие ее бока, смешивались с кровью от бесчисленных безжалостных ударов хлыстом, исполосовавших ей спину. Но затаившие дыхание зрители заметили и бледное, как смерть, лицо Данмора, на котором выделялись неестественно стеклянные глаза, и искривившийся рот.
— Будь я проклят! — взревел полковник. — Она таки достала его!
— Никому еще не удавалось проделать такое! — благоговейно выдохнул Логан. — Боже, благослови старину Каррик! Держись, парень! Не жалей чертовку!
В это мгновение Прошу Прощения резко встала на дыбы, чуть было не опрокинувшись на спину, и всадник, едва не вылетев из седла, сполз вниз. Возликовав, она принялась кружить, вытянув шею и стараясь вцепиться зубами в ногу Каррик.
Однако едва она оскалила зубы, как внушительный кулак опустился ей на нос. Каррик выпрямился, и в ту же минуту оскорбленная кобыла стрелой взвилась в воздух, перекувырнулась и рухнула на спину.
Вылетевший из седла Каррик перекатился через голову и с трудом встал на колени. Свалившаяся в двух шагах от него кобыла проделала тот же маневр.
