что получился пешеходный мост. В каньоне Апачей когда-то тоже была золотая жила и стоял большой лагерь, но теперь он был заброшен, и никто больше не жил в этих местах.
Я свернул на восток и где-то полмили проскакал вдоль края обрыва. И тут наткнулся на старую проселочную дорогу, которая теперь поросла травой, зато она спускалась прямо в каньон до самой реки, через которую еще во времена золотой лихорадки был построен мостик. Мостик был уже наполовину разрушен волнами, но по оставшимся доскам еще вполне можно было проехать верхом. Так я и сделал, а затем поднялся по склону с другой стороны и снова очутился на ровной земле.
Я проскакал пару сотен ярдов от ущелья, как кто-то окликнул меня: «Эй!» – и я тут же развернулся, держа наготове оба револьвера. Из зарослей вышел высокий джентльмен в длинном сюртуке и широкополой шляпе.
– Кто ты такой и по какому праву кричишь мне «эй»? – вежливо, но строго спросил я, наставив на него дула револьверов. Мы, Элкинсы, всегда проявляем учтивость к незнакомцам.
– Я преподобный Рембрандт Броктон, добрый человек, – ответил он. – Я направляюсь в Ущелье Тетон, чтобы связать мою племянницу и молодого человека из тамошнего лагеря священными узами брака.
– Ни черт… то есть ничего себе! – поразился я. – Пешком?
– Я сошел с дилижанса на станции… э-э… Перевал какого-то Ветра, – объяснил он. – Оказалось, что меня там ожидают несколько любезных ковбоев, и они предложили сопроводить меня до Тетона.
– А откуда это ты узнал, что должен провести церемонию, а? – спросил я.
– Учтивые ковбои рассказали мне о предстоящем событии, – ответил он.
– И где же теперь эти учтивые ковбои? – не унимался я.
– Верховое животное, которым они меня снабдили, к несчастью, повредило ногу, – сказал он. – И они оставили меня здесь, а сами поскакали на ближайшее ранчо, чтобы найти ему замену.
– Разве тут есть какие-то ранчо поблизости? – пробормотал я себе под нос. – Любопытно, зачем бы им оставлять тебя тут в одиночестве?
– Вы полагаете, это следует расценивать как опасность? – спросил он, беспомощно моргая.
– Эти горы кишмя кишат бандитами, которым плевать, священник перед ними или кто другой – перережут глотку и имени не спросят, – сказал я, и вдруг мне в голову пришла другая мысль. – Эй! – говорю, – а разве дилижанс не должен был прибыть только к закату?
– Так и должно было произойти, – ответил он. – Но расписание изменилось.
– Чтоб его! – выругался я. – А ведь я должен был передать с ним золото – вон оно у меня, в сумках под седлом. А теперь придется везти его назад в Тетон. Ладно, я вернусь завтра пораньше и застану дилижанс. Брат Рембрандт, перед тобой Брекенридж Элкинс с Медвежьей речки, я приехал, чтобы встретить тебя и сопроводить до Ущелья, чтобы ты соединил свою племянницу и Блинка Уилтшоу священными узами супружества. Залезай. Поедем вместе.
– Но я же обещал дождаться своих друзей ковбоев! – возразил он. – А, кстати, вот и они!
Я оглянулся на восток и увидел, как в нашу сторону скачут человек пятнадцать. Один из них вел под уздцы лошадь без седла.
– А, вот они, мои добрые друзья! – просиял брат Рембрандт. – Они нашли для меня лошадь, как и обещали.
Он вытащил откуда-то из кустов седло и сказал:
– Не могли бы вы оседлать для меня эту лошадь, когда ее подведут к нам? А я с радостью подержу ваше оружие, пока вы будете это делать.
Я уже протянул ему свой винчестер, но хруст ветки под лошадиным копытом заставил меня резко обернуться. Где-то в сотне ярдов от меня из леса выехал человек, держа наготове винчестер. Я сразу узнал его. Если б у нас на Медвежьей речке у каждого не было орлиного зрения, то мы бы давно все во младенчестве повымерли. Это был Джейк Роман!
Наши винчестеры выпалили одновременно. Его пуля царапнула мое ухо, а моя – вышибла его из седла.
– Ковбои, как же! – взревел я. – Да это же банда Харрисона! Я спасу вас, брат Рембрандт!
Я подхватил священника одной рукой, пришпорил Капитана Кидда, и он рванул, как молния с горящим хвостом. А бандиты с диким криком пустились в погоню. Вообще-то я не привык убегать от людей, но я опасался, что в ближнем бою они могут задеть священника, а если священник отхватит свинца, то Блинк не женится на его племяннице и может в расстройстве вернуться в Боевой Раскрас и снова начать обхаживать Долли Риксби.
Я направлялся в сторону каньона, потому что там можно было сделать привал, если придется, но бандиты гнали своих лошадей насмерть, они хотели обогнать меня, а потом выскочить передо мной на дорогу и загородить путь. Капитан Кидд несся во весь опор, но если уж начистоту, то брат Рембрандт добавил ему хлопот. Он лежал поперек седла, бешено размахивая руками и ногами, потому что мне было некогда усадить его поудобней, а когда рожок седла упирался ему в живот, он выплевывал такие слова, каких я ну никак не ожидал услышать от служителя божьего.
Загрохотали выстрелы, над нами засвистели пули, и брат Рембрандт крикнул, выгнув шею назад:
– Прекратите эту… пальбу, вы… чертовы дети! Вы же меня заденете!
Я подумал, что брат Рембрандт мог бы и меня упомянуть для приличия, но вслух сказал:
– Бесполезно уговаривать их, ваше преподобие. Глядите, у них даже к священнику никакого уважения.
Но, к моему удивлению, пальба прекратилась, бандиты только закричали громче и стали гнать лошадей еще сильнее. К тому времени они уже загородили мне путь к мостику внизу каньона, так что я повернул Капитана Кидда на старую индейскую тропу и поскакал прямиком к обрыву с поваленной сосной; я гнал жеребца во весь опор прямо сквозь заросли, и ветки хлестали нас по бокам, а брата Рембрандта – по лицу. Преступники с воплями продолжали преследовать нас, но Капитан Кидд с каждым шагом все дальше и дальше отрывался от преследователей, и вот впереди уже показалось само ущелье.
– Да стой же ты, лопоухий сын осла! – взвыл брат Рембрандт. – Мы же разобьемся!
– Тише, преподобный отец, – успокоил я его. – Мы проскачем по бревну.
– Господи, пощади мою душу! – взвизгнул он, зажмурился и обеими руками вцепился в стременной ремень. Капитан Кидд проскакал по бревну, подняв такой грохот, словно пришел судный день.
Вряд ли к западу от Пекоса, да и к востоку, и вообще хоть где-то отыщется другой такой конь, который молнией проскачет по пешеходному мосту из бревна над каньоном в сто пятьдесят футов глубиной, но
