воцарилась глубокая тишина.
– Вождь кайова может начинать, – раздался в этой тишине голос Виннету, – раз… два… три!
Я стоял неподвижно лицом к противнику. Кайова начал старательно целиться еще при первых словах Виннету, поэтому, как только прозвучала команда, он нервно спустил курок. Смертельная пуля с противным визгом просвистела совсем рядом с моим ухом. Толпа продолжала безмолвствовать.
– Теперь очередь за Олд Шеттерхэндом! – объявил Виннету и начал счет.
– Постой! – прервал я его. – Когда в меня целился Тангуа, я стоял прямо и не шевелился. А он вертится как юла и норовит повернуться ко мне боком.
– Это мое право! – выкрикнул в ответ Тангуа. – Кто запретит мне? Мы не договаривались, как будем стоять.
– Ладно! – заметил я. – Стой, как тебе хочется.
Кайова полагал, что, повернувшись боком, он уменьшал площадь вероятного поражения. При прочих условиях это действительно было так, но сейчас он ошибался. В противника можно было бы выстрелить без всякого предупреждения, но я предпочитаю играть в открытую. Если бы Тангуа стоял лицом ко мне, пуля поразила бы только его правое колено. Но он по собственной глупости стал ко мне боком. Это означало, что одной пулей я раздроблю ему оба колена! Другого варианта просто не было. Ну что ж, каждый сам хозяин своей судьбы. Пусть стоит, как ему хочется, подумал я, но затем все же предостерег его.
– Стреляй не словами, а пулей! – насмешливо ответил мой противник, так и оставшись стоять как прежде.
– Стреляет Олд Шеттерхэнд! – снова объявил Виннету. – Раз… два… три!
В ту же секунду я выстрелил. Тангуа испустил громкий вопль, выронил ружье, пошатнулся взад-вперед и, раскинув руки, рухнул на землю.
Со всех сторон послышались возгласы удивления, и возбужденные зрители бросились к раненому. Я направился туда же, и, пока шел, все почтительно расступались.
– В оба колена! – раздавалось вокруг меня.
Когда я подошел, Тангуа яростно стонал, лежа на земле. Виннету склонился над ним и осматривал раны. Увидев меня, он сказал:
– Пуля прошла, как и предупреждал мой белый брат, через два колена. Отныне Тангуа никогда не сможет вскочить на коня, чтобы уводить чужих мустангов!
Как только раненый увидел меня, из его уст снова посыпался град ругани и проклятий.
– Я предостерегал тебя, но ты не слушал, – сказал я ему.
Надо отдать должное, Тангуа старался не стонать – индеец всегда должен стойко переносить боль. Он прикусил губу и угрюмо смотрел куда-то вдаль. Потом, собравшись с силами, произнес:
– Раненый Тангуа не сможет вернуться домой, придется ему пока остаться у наших братьев апачей.
Виннету отрицательно покачал головой и решительно возразил:
– Нет, кайова не место в нашем пуэбло. Мы не станем держать у себя конокрадов и убийц. Хватит того, что мы взяли с вас выкуп вместо крови.
– Но я не смогу сесть на лошадь!
– Рана Шеттерхэнда была тяжелее, он тоже не мог ехать верхом, однако прибыл сюда. Вспоминай о нем почаще! Тебе это будет полезно. Кайова собирались сегодня уехать от нас, и они уедут. Если завтра мы встретим на наших пастбищах хотя бы одного из вас, то поступим с ним так, как вы собирались поступить с Шеттерхэндом. Я все сказал! Хуг!
Вождь апачей взял меня за руку и увел. Толпа расступилась перед нами. Спустившись, мы увидели Инчу-Чуну в лодке, которой управляли двое посланных к нему апача. Виннету поспешил к реке, а я присоединился к Сэму и его спутникам.
– Ну, наконец-то мы можем с вами поговорить! – воскликнул Сэм. – Скажите, что это за волосы вы показали Виннету?
– Те самые, что я отрезал у него.
– Когда?
– Когда освободил его и Инчу-Чуну.
– Дьявольщина! Вы… гринхорн… сделали это и нам ничего не сказали… Либо у меня совсем нет мозгов, либо они подмерзли.
– Первое, Сэм, первое!
– Что за дурацкие шутки! Нет, посмотрите на этого гринхорна! Освобождает индейцев, носит при себе чужие волосы – и никому ни слова! А что произошло сегодня? Я так и не понял. Вы утонули и вдруг опять выплыли!
Пришлось все рассказать, а когда я закончил, Сэм воскликнул:
– Эх, дружище, да вы просто коварный плут, если не ошибаюсь! Что у вас за дикая тяга к проделкам, если не ошибаюсь! И вроде бы в Штатах и на Западе впервые… Однако во всем новичок – и одновременно мастер. Никогда такого не видел! Вынужден даже похвалить вас, именно похвалить. Вы очень хитро вели себя! Наши жизни висели буквально на волоске. Только не вздумайте задирать нос! Еще успеете натворить глупостей, и до настоящего вестмена вам пока далеко, хотя, может быть, вы когда-нибудь им и станете.
Сэм хотел продолжить в своем духе, но тут к нам подошли Виннету и Инчу-Чуна. Последний долго и пристально смотрел мне в глаза – точно так же, как прежде смотрел его сын, – и изрек:
– Виннету мне все рассказал. Ты и твои друзья свободны, и, надеюсь, вы простите нас. Ты – храбрый и находчивый воин, который победит еще много врагов. Мудро поступит тот, кто запишет тебя в свои друзья. Предлагаю раскурить с нами трубку мира.
– Охотно сделаю это, потому что хочу быть вам другом и братом.
– Тогда идем вместе с моей дочерью Ншо-Чи в пуэбло. Я укажу своему победителю достойное его жилище. Виннету пока останется здесь, внизу, чтобы последить за порядком.
И вот, снова обретя свободу, мы возвращались в то самое пирамидальное пуэбло, которое еще недавно покидали, приговоренные к смерти.
Глава пятая
Прекрасный день
Лишь теперь, когда мы приблизились к пуэбло, я смог разглядеть, какое это было мощное внушительное сооружение. Почему-то принято считать, что народам Северной Америки далеко до вершин цивилизации. Но трудно согласиться с тем, что люди, сумевшие сдвинуть такие гигантские каменные глыбы и выстроить из них крепость, неприступную даже для современных пушек, стоят на более низкой ступени развития. Споры о принадлежности современных индейцев к потомкам древнейших цивилизаций Америки не утихают до сих пор, и не следует торопиться с выводами об их дальнейшем развитии. Разумеется, все это имеет смысл только при условии, что их не сгонят окончательно с родных земель, иначе все они вымрут.
Поднимаясь по лестницам, мы достигли третьей террасы. Здесь находились самые лучшие помещения, которые занимали Инчу-Чуна с сыном и дочерью. Там же были предоставлены жилища и нам.
Выделенное мне помещение оказалось очень просторным. Окон в нем не было, но света, что падал через высокие и широкие дверные проемы, хватало вполне. В комнате было пусто, но Ншо-Чи вскоре заполнила ее шкурами, покрывалами и глиняной посудой, придавшими помещению уют и добавившими комфорта. Хокенс, Стоун и Паркер получили не менее просторные покои.
Когда моя «гостиная» была «обставлена» окончательно, Прекрасный День принесла мне трубку мира удивительно тонкой работы и запас табаку. Она собственноручно набила трубку и зажгла ее. После того как я несколько
