раз затянулся, Ншо-Чи заметила:
– Этот калюмет прислал тебе мой отец Инчу-Чуна. Он сам добыл для трубки глину из священных каменоломен, а я вылепила мундштук. Никто еще не касался ее устами, пусть она станет твоей. Вспоминай нас, когда будешь курить.
– Ваша доброта не знает границ, – ответил я, – не знаю даже, как вас отблагодарить.
– Ты и так сделал для нас очень много. Сколько раз ты спасал Инчу-Чуну и моего брата Виннету! Оба были в твоих руках, но ты не отнял их жизни. И сегодня ты мог бы спокойно умертвить моего отца, но ты этого не сделал! Наши сердца открыты для тебя, и ты будешь нашим братом, если позволишь воинам апачей тебя так называть.
– Как только это произойдет, исполнится мое самое сокровенное желание! Инчу-Чуна – знаменитый вождь и воин, а Виннету я полюбил уже с первой встречи. Для меня великая честь быть их другом и братом! Хотелось бы только, чтобы и мои спутники чувствовали себя среди вас как дома.
– Если они пожелают, мы станем относиться к ним так, будто они родились апачами.
– Мы благодарны вам за все. Неужели ты сама вылепила трубку из священной глины? У тебя просто золотые руки!
Она покраснела и ответила, опустив глаза:
– Я знаю, жены и дочери бледнолицых намного искуснее нас. Подожди, я еще кое-что принесу тебе.
Ншо-Чи вышла и вернулась с моими револьверами, ножом и патронташем – словом, принесла все то, что у меня отобрали, когда я попал в плен. Вещи были в целости и сохранности.
– Мои товарищи тоже получат все обратно?
– Да. Они, наверное, уже что-то получили. Инчу-Чуна об этом позаботится, а меня послали к тебе.
– А как насчет наших лошадей?
– Все в порядке. Будешь ездить на своем жеребце, а Хокенс – на своей Мэри.
– Ого! Ты даже знаешь, как зовут его мулицу?
– Да, и название старого охотничьего ружья Сэма Хокенса тоже знаю – Лидди. Мы много с ним говорили. Он не только отважный охотник, но и большой шутник.
– Ты права, а главное – он настоящий и верный друг. Позволь мне задать еще один вопрос. Ты скажешь мне правду?
– Ншо-Чи никогда не лжет! – гордо прозвучало в ответ. – Тем более тебе.
– Ваши воины все отобрали у кайова?
– Да.
– И у моих товарищей тоже?
– Да.
– Почему же они оставили мне то, что было в карманах?
– Так приказал Виннету, мой брат.
– Почему он это сделал?
– Ты расположил его к себе.
– Несмотря на то, что считал меня своим врагом?
– Да. Ты ведь сам только что сказал, что полюбил его с первой минуты, и он почувствовал к тебе то же самое. Виннету очень жалел, что ты ему враг, и не только…
Она запнулась, опасаясь обидеть меня неосторожным словом.
– Продолжай.
– Нет, не могу.
– Тогда я скажу за тебя. Он был сильно огорчен, думая, что я лжец, замысливший подлое дело, а вовсе не из-за того, что я враг, потому что даже враг может вызывать уважение. Верно?
– Ты сам говоришь это…
– Надеюсь, что теперь он искренне верит, что ошибался. А где сейчас Рэтлер, убийца Клеки-Петры?
– Как раз сейчас его привязывают к столбу пыток.
– Что? Прямо сейчас? И я об этом узнаю самым последним? Почему вы мне до сих пор ничего не рассказали?
– Так пожелал Виннету.
– Но почему?
– Он подумал, что ни глаза, ни уши твои не желают все это видеть и слышать.
– Вероятно, здесь он не ошибался. Но я и увижу, и услышу, если только мое желание будет принято во внимание.
– Какое?
– Скажите сначала, где его станут пытать?
– Внизу, у реки, где ты недавно находился. Инчу-Чуна увел вас всех оттуда – ваше присутствие нежелательно.
– Но я должен быть там! Какие муки ему уготованы?
– Те, которым обычно подвергаются пленники. Он – худший из всех бледнолицых, попадавших когда-либо в руки апачей. Он просто так убил нашего Белого Отца, учителя Виннету, которого все почитали и любили. После пыток его ждет самая суровая кара!
– Но это же бесчеловечно!
– Он заслужил это!
– И ты сможешь смотреть на это?
– Да.
– Ты же девушка?!
Опустив длинные ресницы, Ншо-Чи потупила взор, затем подняла голову и, заглянув мне прямо в глаза, с укором спросила:
– Тебя это удивляет?
– Да. Женщинам не пристало наблюдать такие зрелища.
– Так принято у вас?
– Да.
– Ты говоришь неправду. Но ты не лжец, а значит, просто ошибаешься.
– Считаешь, что у нас возможно такое?
– Конечно.
– Похоже, ты лучше меня знаешь наших женщин и девушек!
– Просто ты их не знаешь! Когда ваши преступники предстают перед судом, это можно слушать всем. Ведь так?
– Так.
– Я даже слышала, что в суде собирается больше слушательниц, чем слушателей. Разве это место для белых скво? Разве хорошо, что их тянет туда любопытство?
– Нет.
– А когда у вас казнят убийц, вешают или отрубают голову, разве при этом не присутствуют скво?
– Так было раньше.
– А теперь им запрещено?
– Да.
– И мужчинам тоже?
– Да.
– Значит, нельзя никому? Но если бы разрешили, женщины обязательно бы пришли. Ты напрасно думаешь, что женщины бледнолицых – нежные создания. Они прекрасно переносят боль, но не свою, а чужих людей и животных. Я не бывала у вас, но Клеки-Петра мне многое поведал. Виннету тоже бывал в больших городах, а вернувшись, рассказывал мне о том, что видел и слышал. Ты знаешь, что ваши скво вытворяют с животными во время приготовления еды?
– Ты о чем?
– Они сдирают живьем кожу, вырывают еще из живых внутренности и живыми бросают в кипяток. А известно ли тебе, что делают шаманы бледнолицых?
– Что ты имеешь в виду?
– Они бросают в кипяток живых собак, чтобы узнать, сколько те вытерпят, выкалывают им глаза и вырывают языки, режут и мучают, чтобы потом об этом написать в книгах.
– Но это вивисекция [32], которая нужна для науки.
– Наука? Клеки-Петра мне о ней много рассказывал. Я многое узнала, поэтому понимаю, что ты имеешь в виду. Неужели ваш Великий Дух терпит такую науку, которая не может обойтись без издевательств над животными? И все это ваши шаманы вытворяют у себя дома, а ведь там живут и их жены. Может быть, они не слышат криков и воя несчастных животных? Разве ваши скво не держат в клетках птиц и не знают, как те страдают? Разве тысячи ваших женщин не радуются, когда на скачках наездники насмерть загоняют лошадей? А там, где дерутся до крови ваши боксеры, разве нет ваших скво? Я еще молода и неопытна, и в ваших глазах я – дикарка, но ваши хрупкие женщины способны на такие поступки, от которых я прихожу в ужас. Нежные и прекрасные белые скво с улыбкой на устах смотрят, как наказывают их рабов и забивают до смерти черных служанок, а ты негодуешь, что я, девушка, могу без содрогания смотреть на казнь подлого убийцы. Да, могу, ведь он умрет той смертью, какую заслужил. И я хочу это видеть. Ты осуждаешь меня за это?
