моряку стало очевидно, что он должен укрощать пыл животного или будет скоро разлучен со следовавшими за ним пешком мичманами.
Но уменьшить скорость, с которой двигалось животное, было делом трудным, и Билль чувствовал себя положительно неспособным на это. Правда, он держал повод, но это давало ему мало власти над верблюдом.
— Остановите его, — крикнул он, как только мехари стал прибавлять шагу. — Пусть меня повесят! Я принужден свистать всех наверх и убирать паруса. Вы можете смеяться, сколько хотите, молодые люди, но это совсем не обыкновенный корабль! Ах, черт возьми, мне с ним не справиться.
Пока моряк говорил, животное удвоило быстроту бега. В то же время оно издало странный крик, нечто вроде храпа, причиной которого, впрочем, был не всадник.
Верблюд был уже на целую сотню шагов впереди мичманов, а после крика он еще усилил свой бег, и через несколько минут ошеломленные молодые моряки потеряли из виду старого Билля.
Отдав себе отчет в своем положении. Билль стал думать о том, как бы изо всей силы уцепиться за седло. Он продолжал еще некоторое время звать и кричать; потом, видя, что это ни к чему не ведет, замолчал.
«Чем это кончится? Куда привезет меня верблюд?» — таковы были вопросы, которые он сам себе задавал.
Ему не долго пришлось раздумывать над решением, потому что мехари достиг вершины холма, и тогда глазам Билля представилось зрелище, оправдавшее все опасения моряка.
Через несколько секунд он подъехал уже настолько близко, что хорошо мог видеть открывшуюся перед ним картину. В долине, куда нес его мехари, виднелся освещенный круг, метров двадцати в диаметре, посреди которого ритмично двигались мужчины, женщины и дети. Вокруг них он заметил различных животных: лошадей, верблюдов, овец, коз и собак. Слышались голоса, крики, песни и странная музыка, — играли на каком-то примитивном инструменте. Мехари во весь дух нес его к этому кружку. Лагерь был расположен у подошвы горы. Билль собрался соскочить во что бы то ни стало на землю, но на это у него не хватило времени: прежде чем он смог сделать движение, он понял, что его увидели. Крики, поднявшиеся у палаток, не оставляли никакого сомнения в этом отношении. Было уже слишком поздно, чтобы пытаться бежать, и он остался сидеть, точно приклеенный к седлу. Верблюд отвечал диким криком на призыв своих товарищей и ринулся прямо в круг танцующих. Там, среди восклицаний мужчин, визга женщин, криков детей, ржанья лошадей, блеяния овец и коз и лая штук двадцати собак верблюд остановился так круто, что его седок сделал головокружительное сальто и упал, подняв кверху все четыре конечности. Вот таким образом Билль вступил в арабский лагерь.
Билль, по воле Провидения, поднялся, лишь слегка ошеломленный падением, но, сделав всего несколько шагов, совершенно пришел в себя и ясно осознал свое положение; о побеге нечего было и думать: он был пленником племени бедуинов.
Моряк был очень удивлен, увидя несколько вещей, хорошо ему знакомых. У входа в одну из палаток, самую большую из всех, он заметил целый ворох вещей, подобранных с потерпевшего крушение корабля.
Билль не мог иметь ни малейшего сомнения относительно корабля, которому все это принадлежало. Он узнал многие вещи, бывшие его собственными. С другой стороны лагеря, около другой большой палатки, лежала еще куча морской экипировки, охраняемая, как и первая, стражей. Билль осмотрелся кругом, в надежде увидеть кого-нибудь из своего экипажа; быть может, кому-нибудь удалось, как и ему и его троим товарищам, добраться до берега на бочонках, обломках мачт и т. п. Но его сослуживцев не было видно в лагере, если только они не находились внутри палаток. Последнее казалось мало вероятным. Правдоподобнее было предположить, что они утонули или же их постигла горькая участь уже после того, как они попали в руки береговых грабителей.
Обстоятельства, при которых Билль пришел к такому заключению, должны были заставить его считать свои предположения верными. Его тащили и толкали два человека, вооруженные длинными кривыми саблями, споря, по-видимому, только о том, кому должна принадлежать честь отрубить ему голову.
Эти двое, по всей вероятности, были шейхами племени, — старый моряк слышал, что так их называли в толпе, — и оба, казалось, очень спешили его обезглавить. Билль считал: его голова в опасности, и после того, как его отпустили, он несколько секунд спрашивал себя, держится ли она еще на его плечах. Он не понимал ни слова из того, что говорилось между соперничающими сторонами, хотя наговорено было достаточно для того, чтобы заполнить заседание парламента.
Спустя некоторое время моряк, однако, угадал, — не по речам, а по жестам, — что именно происходило между ними: длинные сабли были взяты не для того, чтобы срубить ему голову, — их хозяева грозили ими друг другу.
Билль понял, что оба шейха ссорились между собой, что лагерь состоял из двух племен, соединившихся, по всей вероятности, с целью грабежа.
Было очевидно, по двум частям добычи, тщательно разделенным и охраняемым перед палаткой каждого из шейхов, что они поделили между собою выброшенные на берег остатки корвета. Положение Билля было, действительно, весьма серьезным. Он видел, как его поочередно тащили оба человека, и мог угадать почти наверное, что каждый из них желает завладеть его особой.
Спорящие из-за Билля вожди разительно отличались друг от друга. Один был маленький человечек, с желтым и загорелым лицом, с жесткими, угловатыми чертами лица, в которых нетрудно было увидеть арабское происхождение; у другого кожа была цвета черного дерева, геркулесово сложение, широкое лицо, курносый нос и толстые губы, огромная голова с густой копной торчащих лоснящихся волос.
Арабский шейх хотел овладеть моряком потому, что знал: уведя его на север, он может выгодно продать его европейским купцам в Мединуане или европейским консулам в Могадоре. Это был не первый из потерпевших крушение у берегов Сахары, возвращенный таким путем своим друзьям и своей родине, вовсе не из чувства человеколюбия, как нетрудно угадать, а по причине вытекавшей отсюда выгоды.
У его черного соперника была в голове почти такая же мысль. Только он намеревался отвести Билля в Тимбукту. Как бы мало ни уважали белого человека арабские купцы, когда смотрели на него как на простого раба, черный знал, однако, что на юге Сахары за него дадут хорошую цену.
После нескольких минут, проведенных в перебранке и угрозах, оба соперника перестали размахивать своими саблями, и, казалось, готов был водвориться мир.
Однако спор был еще не кончен. Оба вождя говорили поочередно, и хотя Билль
