Майн Рид
Молодые невольники
Мореплаватели всех наций больше всего боятся опасностей, которые им грозят около западных берегов Африки, между Сузом и Сенегалом. А между тем, несмотря на все предосторожности, здесь-то всего чаще и случаются кораблекрушения.
Две необъятные пустыни, из которых одна — Сахара, а другая Атлантический океан, идут рядом на протяжении целых десяти градусов широты. Пустыни эти разделяет только одна воображаемая линия. Водяная пустыня обнимает песчаную, которая так же опасна, как и первая, для тех, кто потерпел крушение около этого негостеприимного берега, справедливо называемого Варварийским.
Частые кораблекрушения объясняются тем, что здесь проходит одно опасное течение Атлантического океана, настоящий Мальстрем для тех, кому, по несчастью, приходится плавать в этой местности.
Образовалось это течение под влиянием страшной тропической жары Сахары, иссушающей всякую влагу и убивающей растительность, присутствие которой наверное умеряло бы нестерпимый зной на поверхности земли. Но зелень здесь видна только в оазисах. Раскаленный воздух беспрепятственно поднимается в более холодные слои атмосферы, и в то же время к земле стремятся, влекомые непреодолимой силой, воды океана.
Между Боядором и Бланке, этими двумя хорошо известными каждому моряку мысами, на несколько миль в море выдается узкая песчаная коса земли, высохшая, побелевшая под тропическим солнцем и похожая на длинный язык змеи, стремящейся утолить свою жажду в море.
В один июньский вечер четверо потерпевших кораблекрушение плыли к этой песчаной полоске земли; они все держались на довольно большом обломке мачты. Их едва ли можно было бы рассмотреть с берега даже в очень сильную подзорную трубу: так ничтожна была эта черная точка, двигавшаяся к берегу, и так мало выделялась она из окружающей ее почти такой же темной массы воды.
Что касается самих потерпевших крушение, то, как ни напрягали они свое зрение, они видели только белый песок и воду.
По всей вероятности, возле берега во время бури, разразившейся два дня тому назад, потонул корабль; обломок мачты и четверо людей — вот все, что уцелело после кораблекрушения.
Трое из плывших на обломке мачты были одеты совершенно одинаково: голубого сукна куртки, украшенные медными полированными пуговицами, такого же цвета фуражки, обшитые золотым галуном, и воротники с вышитыми на них короной и якорем. Одного взгляда на эту форму достаточно, чтобы сказать, что они мичманы английского флота. Судя по наружности, они были почти ровесники: самому младшему могло быть приблизительно лет семнадцать.
По-видимому, все трое были с одного и того же корабля, но, глядя на их лица, можно было сказать, что здесь собрались представители различных национальностей; тут по первому же взгляду можно было узнать англичанина, ирландца и шотландца. Каждый из них был настолько типичен, что во всем Соединенном Королевстве нельзя было бы найти более подходящих представителей для каждой из этих наций.
Звали их Гарри Блаунт, Теренс O'Коннор и Колин Макферсон.
Что касается четвертого из пловцов, то лета всех троих его товарищей все-таки не составили бы еще числа его лет; его речь заставила бы призадуматься самого знаменитого лингвиста. Когда он говорил, — что, впрочем, случалось редко, — это была смесь английского, ирландского и шотландского языков. Ни по манере говорить, ни по акценту нельзя было угадать, какой именно из этих наций принадлежит честь считать его своим. На нем была надета обыкновенная матросская одежда и звали его Биллем, но на погибшем фрегате его все называли не иначе, как старый Билль.
Незадолго до описываемых событий потерпел крушение фрегат, крейсировавший около Гвинейских берегов. Застигнутый опасным течением, о котором мы говорили, он наткнулся на песчаную отмель и почти моментально погрузился в воду. Тотчас же были спущены все шлюпки, и люди кинулись в них; те, кому не удалось попасть в лодки, искали спасения вплавь, хватаясь за обломки мачт или просто за доски. Многие ли из них достигли берега, — этого не знал никто из четверых моряков, находившихся теперь на берегу.
Все их сведения на этот счет ограничивались тем, что они точно знали, что фрегат пошел ко дну. Весь остаток этой долгой ночи они носились по волнам. Не раз волны почти вырывали у них из рук ненадежную опору, не раз за эту ночь они с головой погружались в морскую воду, задыхаясь от недостатка воздуха. Когда же, наконец, настало утро, никого кроме них не было на всем видимом просторе океана.
Буря стихла, и, судя по этому ясному утру, день предстоял солнечный и спокойный; впрочем, волнение моря все еще продолжалось, и потерпевшие крушение моряки, чтобы добраться до берега, энергично стали работать руками, наудачу подвигаясь вперед.
Они не видели ничего, кроме моря и неба. Они решили плыть все время на восток, потому что только с этой стороны надеялись найти землю. Солнце начинало опускаться за горизонт и указывало им направление, которого следовало держаться.
Когда зашло солнце и наступила ночь, звезды заменили им компас, и во всю вторую ночь после крушения они продолжали плыть к востоку.
Снова настал день, но желанной земли все еще не было видно: все то же безбрежное море. Страдая от голода и жажды, истомленные непрестанными усилиями, они уже совсем было отчаялись, как вдруг увидели при блеске солнечных лучей под собою белый песок. Это было морское дно и совсем близко от поверхности океана.
Такое мелководье предвещало близость берега; ободренные надеждой скоро ступить на твердую землю, моряки удвоили усилия.
Но еще до наступления полудня им пришлось на время прекратить грести. Они находились почти под самой линией тропика Рака. Стояла как раз середина лета, и в полдень тропическое солнце с зенита невыносимо палило им головы.
Несколько часов провели они в безмолвии и бездействии, отдаваясь на волю течения, гнавшего их потихоньку к берегу. Они не могли сделать ничего для улучшения своего положения. Следовало ждать.
Если бы они могли приподняться на три фута над морем, они увидели бы землю, но плечи их были наравне с водой, и им не были видны даже самые высокие гребни дюн.
Когда солнце снова начало склоняться к горизонту, моряки опять принялись грести руками, направляя обломок мачты к востоку. Вдруг при последних лучах светила они увидели несколько белых вершин, которые точно выходили из океана.
Может быть, это облака? Нет, эти линии слишком ясно обрисованы на тускнеющем фоне неба. По всей вероятности, это или вершины отдаленных снежных гор, или же скорее песчаные холмы, потому что в этой стороне нет гор со снежными вершинами.
