— Я был за горами, — сказал Джубал, — я спустился вниз на плоту по тамошним рекам. Я добрался до далекой-далекой земли, где самая большая река на свете течет на юг, куда-то далеко к морю, и иногда мне кажется, что я хотел бы добыть лошадь, сесть на нее и бесконечно ехать по этим равнинам, все дальше и дальше, так же, как река течет.
За равнинами, покрытыми кустистой травой, где пасутся бизоны, там есть другие горы — так индейцы говорят, — горы, которые вздымают свои ледяные вершины под самое небо; я ходил в ту сторону, но так далеко не забирался.
Индейцы там живут в палатках из бизоньих кож, я с этими индейцами дрался, и охотился вместе с ними, спал в их палатках; я мог бы жить их жизнью и найти счастье, думаю. У них есть лошади, у южных индейцев, они их добывают с испанских ранчо, там, на юге, ближе к Мексике.
— А дальше к северу лошадей у них нет?
— Пока нет, но скоро появятся — и знаешь, па, когда индеец добывает лошадь, он становится другим человеком. Я это видел. Команчи и кайова имеют лошадей, но кайова недавно живут на западных равнинах, они только что пришли с гор, что лежат дальше на западе.
Индейцы в Америке похожи на народы в Европе и Азии, о которых ты нам рассказывал, — вечно воюют друг с другом, вечно стремятся в новые земли и прогоняют оттуда людей, которые были там до них, прогоняют или убивают.
— Люди во многом одинаковы по всему свету, Джубал. Мы — не лучше и не хуже, и они тоже. Пикты жили в Англии, а потом пришли кельты, а после них, через долгое время — англы, саксы и датчане. И когда они уже осели и устроились, явились норманны, отобрали всю землю у народов Англии и раздали ее в наделы тем людям, что пришли с Вильгельмом Завоевателем. Старая история. Добыча достается победителю.
Ведь индейцы поступали точно так же с другими индейцами. В Мексике ацтеки были дикарями, которые победили других людей, более старые и более цивилизованные народы, а потом двинулись маршем, как римляне, и попытались завоевать все вокруг.
Кортес нашел добровольных союзников, потому что многие индейцы Мексики ненавидели ацтеков.
То же самое было в Перу. Люди, которых мы называем инками, пришли неожиданно и сплавили в одну обширную империю разные племена и народы, и сделано это было путем завоеваний. И так поступают не только люди. Растения делают то же самое. Когда складываются подходящие условия, появляется новый вид растений и занимает всю территорию.
— Па! Но там, за горами, бывали белые люди. После того, как я переправился через большую реку, текущую на юг, я поплыл на каноэ вверх по реке, текущей с запада, и странствуя по стране, лежащей к северу от нее, я нашел несколько больших камней с надписями, точно такими же, как на некоторых старых-старых картах, которые попали к тебе из Исландии.
— Руны?
— Да. Насчет этого двух объяснений быть не может, па. Они там побывали.
Мы говорили допоздна, пока не прогорел огонь и не остыл кофе в кружках. Думаю, так много Джубал никогда не говорил. Звук его голоса словно согревал комнату… Но, поднявшись после всего, он сказал:
— Спи чутко, па, ведь индейцы придут, когда подскажет их колдовство, а тот, кто спит слишком крепко, может так и не проснуться.
После этого он ушел — он редко спал в помещении даже в самую холодную погоду. Я взял дров из закрома, раздул огонь, и когда поленья занялись, вышел из дому и пошел к Джереми.
Лила месила тесто. Джереми что-то ткал — Барри Магилл научил его своему ремеслу.
— Садись, — сказала Лила. — Горшок на огне. Хочешь чаю из сассафраса[37]?
— Хочу, — ответил я, а потом повернулся к Рингу. — Джубал здесь. Он говорит, что на севере собирались воины и что по селениям идут разговоры, что они скоро придут сюда… может быть, даже сегодня ночью.
— Тогда надо поставить двух человек на стены. Барри и Тома — в первую смену, так?
— Да, а Сакима и Кейна — во вторую. А последнюю оставим для себя.
— Вот тогда, стало быть, они и придут, Барнабас. Я только что думал про давние времена. Помнишь моряцкую жену, которая сдавала нам комнаты? Мэг, так ведь ее звали?
— Вроде так. Да, я ее хорошо помню. Надеюсь, ее муж воротился и у нее завелась дюжина сыновей. Она была добрая женщина.
— Хотел бы я снова увидеть Джублейна. Хорош он был со шпагой, Барнабас. Лучший из всех, кого я знал когда-нибудь… кроме тебя.
— И тебя.
— Ну… было мне дано такое искусство. Я и верхом ездить умею, но сколько уже времени прошло с тех пор, как я в последний раз видел лошадь?
— Ничего, скоро снова увидишь. К югу от Санти живет один испанец, у которого есть девять лошадей на продажу или обмен. Он собирается обратно на старую родину и хочет там жить хорошо. А лошадей взять с собой не может — хлопотно и дорого, да и никто кругом не хочет, чтобы он их забирал, только его соседи не могут заплатить нужную цену. Говорят, с ним можно сторговаться.
— Когда?
— Я послал Кина с Янсом.
Джереми Ринг собрал свою работу, убрал в сторонку и допил остаток чая.
— Я бы сходил сейчас к Джону Куиллу, но не думаю, что он бросит свое хозяйство. Он сейчас выстроил третий дом, два-то спалили индейцы, и урожай у него сжигали три раза, так он поклялся, что в следующий раз либо отобьет их, либо умрет.
Я пошел предупредить Черного Тома. Он рано ложился спать, так что сейчас поднялся из постели, оделся, взял два пистолета, абордажную саблю и мушкет и полез на стену. Следом поднялся наверх Саким — постоять на часах, пока встанет Барри.
Вечер был прохладный. Светили звезды, но постепенно наползали облака. Да, ночь будет темная, очень темная.
Кейн О'Хара с женой пришли в форт из своей хижины на краю поля. Кейн завел привычку курить табак — научился у Уа-га-су, который до сих проводил много времени среди нас.
Как странно было в такой момент не иметь рядом Эбби, о которой надо позаботиться…
С гор тянул необычно холодный ветер. Неужели это будет та самая ночь?
— Нет… еще нет…
Я проговорил это вслух, и Кейн О'Хара, который стоял поблизости, оглянулся.
— Просто раздумываю вслух, — пояснил я.
Он кивнул:
— Я тоже так делаю, когда жены нету дома.
Мы следили, как исчезают звезды за наплывающими облаками. Ночь стала темной и недвижной, как бархат. Я шевельнулся, доски у меня под ногами чуть скрипнули. Бродячий ветерок зашелестел листьями в лесу, потом улетел дальше. Мы вслушивались в ночные звуки — ведь это был наш лес, и мы хорошо понимали его язык. Ибо никогда лесной шум не бывает одним и тем же, звук его меняется от места к месту, и если ухо настроено слушать, оно различит каждый чужой шорох в ночи.
Оставив Барри с Томом на стене, я вернулся к себе в дом.
