Меня потихоньку отвели в ближайшую конюшню.
Скиннер послушался совета ветеринара, хотя не очень охотно. Он велел меня хорошо кормить и ходить за мной; конюх, по счастью для меня, отнесся ко мне с большим участием, нежели сам хозяин.
В продолжение десяти дней я отдыхал в хорошо убранном стойле, получал овса вволю, сена, похлебку из отрубей и льняные жмыхи. Это блюдо мне нравилось больше всего и с другим кормом восстановило мои силы так, что я стал находить жизнь недурною и вовсе не желал отправиться собакам в пищу.
На двенадцатый день после случившегося со мной несчастья меня повели на лошадиную распродажу, за несколько миль за город. Мне казалось, что всякое новое место будет лучше моего теперешнего, и я бодро выступал, надеясь на все хорошее.
XLV. Фермер Гуд и его внук Вилли
На площади, куда меня привели, столпились всякие плохие лошади: хромые, запаленные, старые.
И покупатели, приходившие смотреть их, были не лучше товара. Между ними находились старики, старавшиеся купить за несколько фунтов стерлингов такую лошадку, которая могла бы таскать тележку с углем или с дровами. Приходили также продавать какую-нибудь несчастную клячонку, чтобы не отдавать ее живодеру.
Но не все люди были так бедны и дряхлы. Я увидал таких, которым, несмотря на их скромный деревенский вид, я бы согласился с удовольствием служить до последней капли крови: это были тоже бедняки, но лица и голоса их внушали мне полное доверие. Один старичок несколько раз возвращался в мою сторону; видно было, что я ему понравился, но в конце концов он решил, что для него я не довольно сильная лошадь.
Сколько тревог я пережил за этот день! Наконец я увидал идущего ко мне господина, похожего на состоятельного фермера; подле него шел мальчик. Фермер, широкоплечий человек с добрым загорелым лицом, был в широкополой шляпе. Когда он подошел к кучке лошадей, среди которых я стоял, я заметил жалость в его глазах в то время, как он глядел на моих заморенных, искалеченных товарищей. На мне он остановил пристальный взгляд; я знал, что грива и хвост у меня еще красивы и придают мне довольно привлекательный вид. Я насторожил уши и смотрел на фермера во все глаза.
– Посмотри, Вилли, – сказал он мальчику, – эта лошадь видела лучшие дни.
– Бедный старина! – сказал мальчик. – Дедушка, как ты думаешь, он был когда-нибудь каретной лошадью?
– О да, мой милый! – отвечал фермер, осматривая меня со всех сторон. – Посмотри, какие у него уши и ноздри, какая шея, какие плечи! Это очень породистая лошадь.
Он ласково погладил меня. В ответ на его нежность я протянул к нему морду. Мальчик тоже стал меня ласкать.
– Бедный, как он понимает ласку, дедушка! – воскликнул мальчик. – Отчего ты не купишь его? Ты мог бы откормить его и поставить на ноги, как, помнишь, ты выхолил Лэдибэрд?
– Милый мальчик, Лэдибэрд была моложе, она была только загнана. К тому же я не могу каждой лошади вернуть здоровье и молодость.
– Знаешь, дедушка, и эта лошадь не совсем старая, я уверен. Взгляни на ее гриву и на хвост. Осмотри ей рот, тогда ты узнаешь ее возраст. Она, правда, очень худа, но глаза у нее не ввалились, как у очень старых лошадей.
Старый фермер рассмеялся.
– Да ты, брат, такой же будешь лошадник, как дедушка, – сказал он.
– Дедушка, да посмотри же зубы этой лошади и спроси цену. Я уверен, что она помолодеет на наших лугах.
– Мальчик-то толк в лошадях понимает, – вставил свое слово человек, который привел меня на базар. – Конь хороший, и доктор ихний так говорит, загнали его только на извозчичьей езде. Доктор сказал, что в шесть месяцев можно лошадь выходить; грудь и ноги здоровые. Я ходил за ней последнюю неделю и должен сказать, что никогда не видал лошади добрее и приятнее. За нее стоит отдать пять фунтов стерлингов. Она отлично выходится на траве. Право, готов поручиться, что к весне можно будет за нее взять двадцать фунтов.
Старый фермер засмеялся, а мальчик стал горячо просить своего деда.
– Дедушка, ты не станешь беднее, если купишь эту лошадку, – говорил он. – Ты сам говорил, что последнего жеребенка хорошо продал и выручил на нем пять фунтов, – как раз то, что просят за лошадь.
Фермер ощупал мои ноги; жилы в них были натянуты и припухли. Потом он осмотрел рот.
– Тринадцать или четырнадцать лет? – спросил он. – Ну-ка проведите лошадь.
Я вытянул свою несчастную тонкую шею, приподнял хвост и старался придать, сколько мог, гибкости одеревеневшим ногам.
– Какая ваша последняя цена? – спросил фермер, когда меня привели на место.
– Пять фунтов. Хозяин не велел брать меньше.
– Прямой обман, – сказал старый господин, качая головой; но при этом он вынул кошелек с деньгами.
– Есть у вас тут еще какое-нибудь дело? – спросил он конюха, отсчитывая ему требуемые деньги.
– Нет, сударь, – отвечал конюх. – Я могу довести вам лошадь до вашей гостиницы.
– Пожалуйста, ступайте за мной.
Мои покупатели пошли вперед, а меня повели сзади. Мальчик не мог скрыть своей радости, а старик, видно, был доволен, что сделал удовольствие внуку. Меня хорошо накормили в гостинице, после чего на мне поехал шагом слуга нового хозяина. Когда я прибыл на место, меня поставили под навесом на большом лугу. Господин Гуд, так звали моего хозяина, приказал давать мне овса и сена утром и вечером, а днем выпускать на траву.
– А ты, Вилли, – сказал он внуку, – присматривай за нашей новой лошадью. Я отдаю ее на твое попечение.
Мальчик гордился доверием деда и очень серьезно исполнял возложенную на него обязанность. Не проходило дня, чтобы он не посетил меня и не принес мне какого-нибудь лакомства вроде моркови. Он стоял подле меня, смотрел, как я ел, и всегда ласкал меня и осыпал нежностями, так что я очень к нему привязался. Он называл меня «Стариком», а я ходил за ним по лугу; иногда Вилли приводил с собой дедушку, который всегда внимательно осматривал мои ноги.
– В ногах весь вопрос, Вилли, – говорил он внуку. – Впрочем, лошадь настолько уже поправилась, что, пожалуй, к весне мы ее и не узнаем.
Полный отдых, хорошее питание, мягкая трава и немного правильного движения до того хорошо действовали на мое здоровье, что и настроение мое изменилось. Я повеселел.
От матери я унаследовал хорошее здоровье, и в детстве меня не обременяли тяжелой для меня работой, вот почему мне было легче поправиться, нежели другой лошади, чуть не с рождения взятой на работу. В продолжение зимы ноги мои очень поправились, и, когда наступила весна, фермер Гуд решил попробовать заложить меня в кабриолет. Я очень обрадовался этому.
