Кобыла начала уставать, теперь Клейтону в лицо летели комья снега из-под копыт жеребца. Он оглянулся через плечо, на тонкую пунктирную линию погони. Она не приближалась, но и не отставала. Он скакал, низко пригнувшись к голове лошади. Гэвин впереди съехал с тропы, направляясь напрямую к Проходу, до которого оставалось не больше мили.
Гэвин был белый от возбуждения. Он не оглядывался; он не слышал, а скорее ощущал частую дробь копыт, что веером рассыпалась по прерии к северу от них. Он знал, кто гонится за ним — люди, которые знакомы ему всю жизнь, которые работали на него, клялись ему в преданности. А теперь они гонятся за ним, чтобы убить. А он удирает, бежит от них — бежит от своей смерти и от своей жизни одновременно. Он мчался по земле, которую он создал и на которой он жил: он мчался по своей долине. С каждым скачком лошади он оставлял за спиной еще один кусок земли, которая принадлежала ему и которую он никогда больше не увидит. Проход, маячивший впереди, то самое место, где поджидал он Джека Инглиша в роковой день много лет назад, — это черта, за которой останется все, ради чего он жил.
Калифорния далеко, — думал он. Никогда ему не добраться до Калифорнии. Он слишком стар. Чем дальше едет он вверх по коридору из сосен вдоль тропы, тем дальше уезжает он из жизни. Он скачет из ниоткуда в никуда. Губы его дрожали, взгляд холодных голубых глаз затуманился. Да, он умрет, так и не добравшись до Калифорнии — умрет бесприютным стариком, полностью зависящим от милости сына. Да и сына-то не своего, — с горечью вспомнил он. — Господи! Впервые в жизни он удирает от людей!
Они начала подъем на перевал, лошади карабкались по голым камням, высекая искры подковами. На самом верху Гэвин так резко осадил жеребца, что ехавший сзади Клейтон врезался в него и чуть не опрокинул — не возьми он круто влево, они свалились бы в пропасть.
— Что случилось? — крикнул он.
Гэвин развернул свою лошадь кругом, из-под копыт со стуком выкатывались камни и, срываясь с сумасшедшей высоты, неслись по крутому склону вниз, в заснеженную долину. Преследователи стягивались к тропе, ведущей к перевалу.
— Хорошее место, — Гэвин тяжело дышал. — Вот тут мы их и будем держать.
— Гэвин!
— Нет! — зарычал он, оскалив зубы, спрыгнул с лошади на пятачок мокрой земли и выхватил из чехла карабин. Кобыла Клейтона фыркнула, вытянула шею к земле и, раздвигая носом кустик паловерде, принялась щипать первые едва пробившиеся ростки. Снизу доносились звонкие удары подков — первые из преследователей уже начала подъем по каменистой тропе. Гэвин растянул губы в исступленной улыбке.
— Им и в голову не придет, что мы остановились.
Клейтон размахнулся и в бешенстве ударил кулаком по карабину, отбросив его в сторону.
— Их слишком много! Долго, по-твоему, мы продержимся, когда они нас окружат?
— Достаточно долго, — прошептал Гэвин. — Я больше не собираюсь удирать. Шакалы!..
— Гэвин!
Гэвин резко обернулся. Он был снова ловким, легким в ногах, молодым. Отскочил в сторону и быстро присел за камнем, опустившись на одно колено. Приклад уперся в плечо, горящая щека любовно прильнула к деревянному ложу. Сухо треснул выстрел — и далеко внизу раздался испуганный вскрик, а потом грохот — чья-то лошадь вместе с седоком покатилась по склону сплошным клубком рук, ног, копыт, прямо на острые камни. Раздался глухой удар, словно большой ком снега упал с дерева — и мягко наплыла тишина.
— Не будь дураком, слезай скорее с лошади, — весело проговорил Гэвин. — Хоть ты, хоть я, мальчик, мы с любым из них можем потягаться. Я тебя не учил бегать от стаи шакалов!
Ярдах в двухстах от них ниже по склону что-то зашелестело в кустах, и он выстрелил еще раз. Раздался вопль, потом сдавленный стон. Гэвин громко засмеялся.
— Слышишь? Слушай, как стонет шакал!
Из кустов снова донесся жалобный стон. Гэвин поднял карабин, передернул вниз-вверх скобу и послал еще две пули в кусты. В ответ посыпался град выстрелов. Пули летели снизу вверх, свистели и расплющивались о скалы высоко над головами беглецов. Лошади испуганно заржали.
Клейтон бросился к ним, низко пригибаясь, увел вверх по склону и укрыл под соснами на верхушке гряды. Пуля, угодив в дерево, отколола кусок коры у него над головой, он бегом вернулся назад и опустился на колени рядом с Гэвином.
Долина лежала перед ним как на ладони, ее белое ложе причудливо прорезала извилистая лента реки. Рядом уходила вверх зазубренными уступами скальная стена; ее будто подпирала сбоку громадная глыба камня, нависающая над крохотной ложбинкой, где они залегли.
— Гэвин, живыми нам отсюда не выбраться…
— Я выберусь живым, мой мальчик, и ты тоже. Главное, стреляй поточнее. Они лезут — слышишь, ползут через кусты.
Клейтон прислушался и в прозрачной тишине уловил звук — чьи-то сапоги и одежда скребли и шуршали по камням. Гэвин улыбнулся, показал вправо и вниз. Осторожно сдвинулся к большому камню ярдах в пяти перед Клейтоном и растянулся на животе. Черные брюки задрались, между ними и сапожками из телячьей кожи виднелись голые ноги — худые, с набухшими венами. Карабин в руках у Гэвина снова сердито рявкнул. Пронзительно завизжал рикошет.
Легкий ветерок теребил Клейтону волосы и тихо шептался с соснами наверху. В ложбинке было прохладно. Ветер принес аромат леса. Наступило затишье, маленькой островок покоя. Внизу блестела река. Солнце уже вскарабкалось на восточную гряду гор, снег стал желтый как лютик. И тут Клейтон заметил, как полыхнула внизу на склоне рыжая голова. Где-то там был Кэбот Инглиш.
Тишину разорвал смех Гэвина. Он разрядил карабин в кусты, поднялся и легко побежал к Клейтону, а пули свистели у него над головой, чудом пролетая мимо.
— Не буду высовываться! — глаза его светились радостью. — Ты не подведешь меня, Клей! Всю свою жизнь я знал, что ты будешь со мной, вместе будем стоять против врага, вместе ляжем… — Он взвыл и погрозил кулаком солнцу. — Да понимаешь ли ты, что за день сегодня? Это лучший день… лучшая минута в моей жизни. Ты, сын, ты рядом со мной!
— Послушай меня, — Клейтон наклонился к Гэвину — теперь лицо его было совсем рядом, в нескольких дюймах, — мне есть зачем жить, понял? Мне теперь есть зачем жить.
— Да, какая-то женщина. Помню, ты говорил. — Его надтреснутый голос на миг смягчился, глаза замерцали — он вспомнил. — Только кто бы она ни была, она принесет тебе страдания, сынок. Страдания и боль. — Он схватил Клейтона за локоть. — Оставайся со мной.
— Гэвин, они не остановятся, они заберутся на гребень или пролезут через Проход. Они не сдадутся просто так.
— И я не сдамся — никто не сможет обо мне такого сказать!
