деревом два злодея с ружьями в руках, готовые стрелять, как только Виннету выглянет из-за утеса. Справа осторожно крался третий, намереваясь обойти поляну и напасть на Виннету сзади. Четвертый неподвижно лежал у меня под ногами с простреленной головой.
Те двое сейчас были опаснее для молодого вождя, чем третий. Я вскинул «медведебой» и двумя громкими выстрелами убил их обоих. Затем, не заряжая ружья, бросился вслед за третьим. Увидев меня, он прицелился и быстро спустил курок, но я отскочил в сторону – и это спасло мне жизнь. Пуля с противным визгом пролетела мимо. Решив, что его дело проиграно, бандит устремился в лес. Я поспешил за ним.
Я понял, что это был Сантер, и я во что бы то ни стало хотел его догнать. Однако расстояние между нами было очень велико. Покинув поляну, он тотчас же скрылся в лесу. Теперь мне приходилось отыскивать следы, и я не мог преследовать его с достаточной быстротой. Вскоре мне пришлось вернуться на поляну, тем более что Виннету мог нуждаться в моей помощи.
Он стоял на коленях перед телами своего отца и сестры и искал в них признаки жизни. Увидев меня, апач тотчас же встал. Я никогда не забуду выражения его глаз, невыразимый гнев и боль светились в них.
– Видит ли мой брат Шеттерхэнд, что случилось? Ншо-Чи, прекраснейшая из девушек апачей, не поедет в город бледнолицых. В ней еще теплится жизнь, но скоро она навеки закроет глаза.
Я не мог вымолвить ни слова – да и о чем было говорить? Я видел все собственными глазами. В луже крови лежали они оба: Инчу-Чуна с простреленной головой и Прекрасный День с пробитой грудью. Вождь был уже мертв, Ншо-Чи еще дышала тяжело и хрипло, прекрасная бронза ее лица становилась все более тусклой. Щеки ее ввалились, и печать смерти легла на дорогие мне черты.
Она пошевельнулась, повернула голову к мертвому отцу и медленно открыла глаза. Увидев лежащего в крови Инчу-Чуну, она, видимо, страшно испугалась, хотя это мало отразилось на ее безжизненном лице. Очевидно, она сначала ничего не могла понять, но постепенно мысли ее прояснились, и ее рука медленно легла на грудь. Почувствовав теплоту бьющей оттуда крови, она тяжело вздохнула.
– Ншо-Чи, Ншо-Чи, дорогая моя сестричка! – воскликнул Виннету с таким отчаянием, которое невозможно передать словами.
Она подняла на него свой взор:
– Виннету… брат мой… отомсти… отомсти за меня…
Тут вдруг она перевела взгляд на меня, и короткая, но радостная улыбка тронула ее поблекшие губы.
– Олд Шеттерхэнд… – прошептала она. – Ты здесь!.. Теперь я умру… так…
Больше мы с Виннету не услышали ничего. Жестокая смерть заставила ее замолчать, сомкнув навеки прекрасные уста. Мое сердце готово было разорваться от горя. Я вскочил на ноги и в бессильной ярости испустил громкий вопль, который повторило гулкое эхо в соседних горах.
Виннету поднялся очень медленно, как будто его давила огромная тяжесть. Он обнял меня и сказал:
– Они мертвы! Величайший и благороднейший вождь апачей и Ншо-Чи, сестра моя, отдавшая тебе душу. Она умерла с твоим именем на устах. Не забывай этого, не забывай ее никогда, любимый брат мой!
– Никогда, никогда я ее не забуду!
Его лицо вдруг приняло совершенно иное выражение, и голосом, гремящим, как далекие раскаты грома, он спросил:
– Ты слышал ее последнюю просьбу?
– Да.
– Месть! Я должен отомстить, и я отомщу так, как еще не мстил никто. Знаешь ли ты ее убийц? Видел ли ты их? Это были бледнолицые, которым мы не сделали ничего дурного. Куда ни ступит нога бледнолицего, всюду от них нас ждет смерть. Плач пойдет по всем племенам апачей, и яростный клич мести найдет отклик у каждого воина могучего племени. Пусть мой брат, Олд Шеттерхэнд, выслушает клятву, которую я произнесу у этих тел! Клянусь, что с этого дня каждого белого, каждого встречного белого я убью оружием, выпавшим из мертвой руки моего отца…
– Подожди! – прервал я его с содроганием, зная, что он не отступит от данного слова. – Постой, брат мой! Виннету не может давать клятву!
– Почему? – спросил он в гневе.
– Клятву следует давать со спокойной душой.
– О! Моя душа спокойна, как могила, в которую я опущу обоих мертвых. Но как земля не вернет их никогда, так и я не возьму назад ни одного слова из данной мною кля…
– Молчи! – вторично перебил я его.
Сверкнув глазами, Виннету воскликнул:
– Олд Шеттерхэнд мешает мне исполнить долг? Хочешь позволить старым бабам плевать в меня? Или ты желаешь, чтобы меня изгнал мой народ за неумение отомстить врагу?
– Вовсе нет! Я сам хочу наказать убийцу. Трое из них уже понесли кару, но четвертый скрылся. Однако и он не уйдет от нас.
– Я буду иметь дело не только с одним. Он – сын белой расы, несущей нам гибель, и она отвечает за все, чему научила его. Я заставлю ее ответить, теперь я – первый и верховный вождь всех народов апачей!
С этими словами Виннету гордо выпрямился. Несмотря на молодость, он чувствовал себя настоящим повелителем. Я не сомневался, что он был из тех, кто может выполнить все, что захочет. Конечно, ему удалось бы объединить вокруг себя краснокожих воинов всех племен и начать титаническую борьбу с белыми – борьбу, обреченную на поражение. Следствием ее могли стать сотни тысяч жертв на равнинах Дикого Запада. Сейчас действительно решалась судьба томагавка смерти. Будет он поднят или нет?
Я схватил Виннету за руку и сказал:
– Ты должен сделать и сделаешь то, что задумал. Но сначала выслушай мою просьбу, быть может последнюю! Скоро ты не услышишь больше голоса твоего брата и друга. Здесь лежит Ншо-Чи. Ты сам сказал, что она любила меня и умерла с моим именем на устах. Она любила меня как друга, а тебя – как брата, и ты отвечал ей такой же любовью. Перед этой нашей общей любовью прошу тебя: не произноси клятвы раньше, чем сомкнутся могильные камни над славнейшей девушкой апачей и лучшим из вождей!
Он строго посмотрел на меня. Его глаза сверкнули мрачным огнем. Потом он перевел взгляд на мертвую. Я видел, как смягчилась суровость его черт. Наконец он снова поднял на меня взор и произнес:
– Мой брат Олд Шеттерхэнд обладает большой властью над сердцами людей, с которыми имеет дело. Ншо-Чи охотно исполнила бы его просьбу, поэтому и я соглашусь с ним. Только тогда, когда глаза мои не будут больше видеть эти тела, решится судьба народов. Только тогда станет известно, придется ли Миссисипи с ее притоками уносить в море кровь белых и краснокожих воинов. Это все. Я все сказал. Хуг!
Я перевел дух. Слава богу! Мне удалось предотвратить большое несчастье. С благодарностью
