Он переставлял ноги так, будто старался не раздавить букашек. В прошлом мой конь — дикий мустанг и, наверное, проходил по местам и похуже. Что ж, оставалось только надеяться на него… Мы наконец-то завернули за угол утеса, где тропа круто наклонялась вниз. Я не спускал с нее глаз, стараясь мысленно направлять каждый шаг моего верного друга и про себя умоляя его не поскользнуться. Только раз я бросил взгляд в сторону и краем глаза отметил в долине какое-то движение.
Там на снегу стояла дюжина или две индейцев, внимательно наблюдавших за нами. Если раньше я опасался, что на этой тропе можно ожидать чего угодно, то сейчас все сомнения исчезли. Краснокожие следили за тропой, и никто не дал бы гарантии, что они дружественно настроены. Особенно в такое время года.
Серый, наоборот, воспрял духом. Зафыркал, запрял ушами, даже пошел как-то легче, резвее…
Внезапно узенькая часть кончилась, тропа заметно расширилась. У меня вырвался вздох облегчения, и мы рысью поскакали вниз к этой индейской деревушке.
Она оказалась совсем крошечной — всего три вигвама, но из них вился дым, и я был по-настоящему рад их видеть.
Мы пробыли там десять дней. Среди индейцев я встретил старого Тома Бивера, с которым мне не раз приходилось делиться едой и кровом, он не остался в долгу. Когда я седлал коня, хозяева тоже скатывали свои вигвамы.
— Если меня будут искать, вы ничего не знаете, — предупредил я их на прощание.
Пока я отдыхал в этой индейской деревушке, у меня оказалось предостаточно времени вспомнить про папу и поразмыслить, кто же все-таки его убил. И за что.
Блейзер? Не исключено… Ну а почему папа никогда не расставался с револьверами?
Конечно, так поступает большинство мужчин здесь, на Западе. И уж само собой разумеется, те, кому приходится много ездить. Здесь нередко случалось, что шестизарядник становился самой важной штукой в жизни. Причем не только для защиты от бандитов, индейцев, угонщиков табунов…
А папа стрелять умел. Я сам видел, как он это делал — получше многих из тех, кто считался отменным стрелком.
Спустившись с гор, я оказался в незнакомом городке — несколько лавочек и беспорядочно разбросанные дома, а еще церковь — ее высокий шпиль я заметил издалека. Кроме того, три двухэтажных здания, магазин и отель.
Войдя в отель, я увидел полную седую женщину, которая занималась уборкой. Заметив меня, она отложила тряпку и зашла за конторку. Я не брился вот уже несколько дней и в папиной черной шляпе, пончо из одеяла и стоптанных сапогах выглядел, наверное, хуже страха Господня.
— Комната стоит двадцать центов, — заявила она, не сводя с меня испытующего взгляда. — Двадцать за ночь, и деньги вперед. Сорок, если вам нужна ванна.
Мой рот растянулся в улыбке, и ее лицо посветлело. Она тоже улыбнулась, хорошо так, по-дружески.
— Мне нужна комната дня на два, — сказал я. — И, само собой, с ванной. Путь был не из легких.
Она понимающе кивнула.
— Похоже на то.
Я вытащил из кармана доллар и вручил ей.
— Проголодались?
— Съел бы и волка.
— Волки только что кончились, но у нас есть кугуар.
Я махнул рукой.
— Ладно, давайте. Вообще-то я не ем кугуаров, но сейчас не откажусь и от этого.
Честно говоря, я думал, она разыгрывает меня, но оказалось, нет. Совсем нет.
— Мой отец был настоящим горным охотником, — объяснила женщина. — Он здорово разбирался в мясе и всегда говорил, что лучше кугуара нет ничего на свете. На второе место он ставил бычьи языки и хвосты бобров.
— Ладно, давайте вашего кугуара. Только, пожалуйста, без когтей и клыков. А то у меня не хватит сил.
— После ванны? — спросила она, но, увидев мой взгляд, тут же поспешила добавить: — Хорошо, хорошо, сначала поешьте. Конечно же. — Она показала на дверь. — Прямо туда. Только не вздумайте делать телячьи глаза официантке. Она моя племянница и видала всяких телят.
Ну что бы мне стоило помыться прежде, чем сесть за стол! Я сделал наоборот и накликал на себя беду. Причем еще какую! От нее просто не отмахнешься.
Если бы я отправился наверх и принял горячую ванну, то, спустившись в столовую, не застал бы там этого человека. Он бы уже ушел и вообще уехал из Рико — так назывался городок, — и мы бы с ним больше никогда не встретились.
Конечно, я здорово проголодался, но такое случалось не раз — мог бы и потерпеть. Моего кугуара уже подстрелили и даже разделали. Короче говоря, мясо лежало в жаровне, и красотка-официантка никуда бы не делась. А вот его уже не было бы и в помине.
Мне с трудом только что удалось выпутаться из одной истории, как я сам влип в другую, да еще какую! Причем дело было не столько в этом человеке, сколько в том, что я сказал и что он увидел.
Когда я вошел, он сидел в пустом зале спиной к двери, а та самая красотка как раз появилась с кофейником в руке. Эх, посмотреть бы мне сначала на нее, такую милую, такую хорошенькую, все тоже могло бы сложиться совсем по-другому! Но мой взгляд почему-то уперся в спину человека в черном сюртуке, и, прежде чем я что-то сообразил, мой язык опередил меня.
— Папа?! — громко выдохнул я.
Сзади он так напоминал папу, что это восклицание вырвалось совершенно непроизвольно, но оно заставило его резко обернуться: точно такие же черты лица, только лет на десять моложе, но выражение совсем не то… В папином лице угадывалась мягкость и доброта, в его же этого не было и в помине. Красивое, холодное лицо с правильными чертами. С первого взгляда я понял, что он хладнокровен и безжалостен. Абсолютно беспощаден.
— Папа? — переспросил он. — Я не твой папа, парень. — А затем его взгляд упал на мой револьвер.
Одеяло-пончо висело у меня на согнутой руке, поэтому шестизарядник с перламутровой рукояткой и красными птичками оказался на виду, и я заметил, как изменилось его лицо. Он вздрогнул, чуть отодвинулся назад, а когда снова поднял на меня глаза, то стал похож на волка, готового прыгнуть на загнанного зайца.
— С чего это тебе вдруг почудилось, что я твой отец?
Я смущенно улыбнулся.
— Нет, я ошибся. Только когда вошел, ваша спина вроде как показалась мне знакомой… И такой же сюртук… Извиняюсь, просто обознался.
Увидев, что я направляюсь к другому столику, он произнес уже другим, спокойным, почти дружеским тоном:
— Какой смысл есть одному, парень? Садись сюда, присоединяйся. Вдвоем всегда веселее.
Если бы тот волк, о котором я только что упоминал, мог говорить, он сказал бы то же самое, но мне-то что оставалось делать? Конечно, следовало бы соображать побыстрее, придумать какую-нибудь причину и отказаться… Но вместо этого я повернулся, взял стул и сел за его столик. Вот так я упустил последний шанс избежать беды.
