Ознакомительная версия.
Индеанка взвизгнула. Дэйлмор уже занес кулак, когда за его спиной раздался громкий уверенный голос:
— Окороти, сержант!
Тяжело дыша через нос, Дэйлмор оглянулся.
В дверном проеме, широко расставив могучие ноги, стоял помощник шерифа Стив Донахью с жестяной звездой на коричневой свободной рубахе. Его узловатые со вздувшимися венами ручища лежали на перламутровых рукоятках шестизарядных кольтов. Квадратное загорелое лицо было чуть нахмурено.
— Оставь краснокожего! — рыкнул он. — Тебе, Дэйлмор, как никому другому должно быть известно, что индейцы зарыли топор войны.
Дэйлмор, не глядя на индейца, оттолкнул его и с неохотой вернулся на свое место.
— Вот так-то будет лучше, — удовлетворенно сказал Донахью, направляясь к стойке. — Порядок должен быть всегда.
Помощнику шерифа было около сорока. Его побаивались в Кинли и бандиты, и картежники, и конокрады. Частенько он наводил этот самый порядок, не прибегая к огнестрельному оружию, хотя и считался добрым стрелком. Убойную силу его здоровенных кулаков испробовал на себе не один возмутитель спокойствия. Но водился за помощником шерифа единственный грешок — он любил выпить, и не просто выпить, а набраться в стельку. Бывало это, конечно, не каждый день, иначе место помощника шерифа давно считалось бы вакантным. И сейчас от него исходил перегар, который задушил Тони Смайли, вынужденного предстать перед стражем порядка с вопросительным выражением на лице.
— Двойного виски, Тони, — заказал он.
— Присаживайтесь за наш стол, Донахью, — раздался голос Неда Дастона. — У меня есть возможность угостить вас.
— Хорошо, Дастон, — откликнулся помощник шерифа, помешивая кусочки льда в стакане.
— Как дела, Хикок? — обратился он к знаменитому ганфайтеру.
— Все о'кей, шериф.
Хикок всегда называл Донахью шерифом, а тот ни разу не поправил его, скорее всего, из-за безобидного тщеславия. Самого шерифа, Пита Коннорса, не было в городе. Он отлучился в соседний городок, и в эти дни Донахью безраздельно правил в Кинли.
Опустошив свой стакан без закуски, помощник шерифа присел за стол Неда Дастона.
Еще не успокоившегося Дэйлмора окликнул мелодичный женский голосок.
— Дэвид!
Он обернулся и увидел Леонору Смайли, стоявшую за прилавком. Двадцатипятилетняя Леонора была ослепительной блондинкой с большими голубыми глазами, тонким удлиненным лицом и стройной фигурой. Нежный румянец никогда не сходил с ее очаровательных щечек, придавая ее чертам еще большую привлекательность.
У Дэйлмора екнуло сердце. Из его головы выскочили и индейцы, и помощник шерифа, и его соседи по столу. Он встал и подошел к стойке. Наклонившись, он взял руку девушки и поцеловал ее. Тони Смайли тактично смотрел в сторону.
— Мне приятно снова видеть миловидное личико Леоноры, — улыбаясь, сказал сержант.
— Вы врете, сержант Дэйлмор! — игриво заметила девушка, хмуря брови. — Если бы это было так, вы бы чаще приезжали в «Подкову».
Лицо Дэйлмора стало серьезным.
— У меня погиб друг, Леонора. Знаете, так тяжело терять близкого человека.
— Я знаю Дэвид. Мне очень жаль…
Они присели за отдельный стол и до самого вечера вели беседу. Леонора иногда оставляла Дэйлмора в одиночестве, чтобы сходить на кухню и подать посетителям закуску. Около семи часов из-за стола Дастона поднялся помощник шерифа. Вернее, его подняли. Его угостили так, что ни о каком продолжении несения службы не могло быть и речи.
Сфокусировав свой взгляд на хозяине салуна, он промычал:
— То-о-ни, я, кажется, слишком устал. Мне бы вздремнуть часок у тебя в гостинице.
«Конечно, будет дрыхнуть до самого утра, — подумал Смайли. — А утром придется палить из пушек, чтобы поднять его с постели».
Двое подручных Смайли помогли Донахью подняться по лестнице и проводили в номер.
Почти сразу после ухода помощника шерифа Дастон и его компания потянулись к выходу, отдав ключи от номеров Смайли.
— До скорой встречи, Билл, — попрощался с Хикоком Дастон.
Хикок вскинул брови.
— Ты вроде не собирался уезжать из Кинли, Нед.
— Вспомнил я тут об одном дельце.
— Ну что ж, будь здоров.
Посидев еще немного, он и следопыт Брэйди отправились спать. Следом за ними на второй этаж поднялись Гаррисон и индейцы, которых сопровождал с ключами от номера сам Тони Смайли. В помещении, озаренном неярким светом подвесных фонарей, остались лишь Дэйлмор с девушкой.
Было десять часов вечера, когда Леонора встала из-за стола и сказала:
— Уже поздно, Дэвид. Я иду спать. Мне было очень приятно побеседовать с вами. Увидимся завтра.
Дэйлмор не отрывал взгляда от ее стройной фигуры, облаченной в нежно-голубое длинное платье, пока она не спеша поднималась по слегка поскрипывающей лестнице. После ее ухода он некоторое время сидел в задумчивости, еще ощущая тонкий запах французских духов. Затем поднялся и вышел на веранду салуна. Бодрящий вечерний ветерок приятно обдувал его лицо. Виски, после долгого воздержания, сказалось на сержанте. Он был малость под хмельком, но сентябрьская вечерняя прохлада подействовала на него благотворно. Достав сигару, он закурил. Он подумал о своих чувствах к прелестной Леоноре. Сказать, что она ему нравилась, значит ничего не сказать. Он испытывал к этой спокойной красивой девушке настоящее влечение. Пусть они все еще обращались друг к другу на «вы», но с каждой встречей, он это чувствовал, они становились ближе. «И не будет ничего удивительного в том, что в один прекрасный момент, — подумал сержант, — я ей признаюсь в любви».
Находясь под сильным впечатлением от встречи с девушкой, Дэйлмор прохаживался по длинной веранде, отрешившись от всего. Сдавленному крику за правым углом салуна, где находились конюшни, он не придал никакого значения. Он еще был во власти приятных грез. Но когда послышались громкая возня и тихое лошадиное ржание, Дэйлмор пришел в себя. Что это может быть? Какие-то странные ночные звуки! Он сошел с веранды и обогнул угол салуна. Холодное прикосновение ружейной стали к его груди было внезапным и обескураживающим.
— Стой смирно, сержант! — голос Неда Дастона прозвучал слишком уверенно, чтобы ему не подчиниться.
Дэйлмор застыл, различая впотьмах грубые черты ганфайтера.
— Что происходит? — только и смог выдавить из себя он.
— Происходит следующее: тот десяток превосходных лошадей Гаррисона отныне — моя собственность. Часовые сняты, конюшня взломана. Я никому больше не причиню вреда, если меня оставят в покое.
— Конокрадство?.. Ты же говорил, что уезжаешь из Кинли, — уже спокойнее промолвил Дэйлмор.
Ознакомительная версия.
