АББАТ ПОЛЬ-МИШЕЛЬ ЛАМИ, ПРИХОДСКОЙ СВЯЩЕННИК ИЗ КАСТРОВИЛЛА, И ЕГО ПОНОМАРЬ ФРАСКИТО
Техас – один из самых южных американских штатов. Отделившись в 1845 году от Мексики, он под сильным давлением плантаторов присоединился к США. Наш рассказ относится к тому времени, когда в мире еще очень мало знали об этой земле.
Техас – слово индейское, на языке ацтеков оно означает «местность, изобилующая дичью». Название это вполне заслуженно, ибо немногие страны могут похвалиться такими богатыми охотничьими угодьями.
Площадь Техаса составляет около 700 тысяч квадратных километров. Его население – в ту пору около 600 тысяч человек – далеко не соответствовало величине территории. Впрочем, оно медленно росло за счет переселенцев. Но по-прежнему в число жителей никогда не попадали уклонявшиеся от переписи аборигены – индейцы команчи, апачи, представители других, более мелких племен, обитавших на этих огромных и почти безлюдных территориях.
Вот точное географическое положение Техаса. На юге он ограничивается Мексиканским заливом, на востоке – рекой Сабин, отделяющей его от Луизианы, на севере – рекой Ред-Ривер, Арканзасом и Индейскими территориями, на северо-западе – Нью-Мексико, а на западе – рекой Рио-Гранде, называемой также Рио-Браво-дель-Норте.
Если судить об этой стране по географическим картам, которые испещрены всевозможными названиями, можно подумать, что в Техасе множество цветущих городов. Но это не более чем самообман, который улетучивается при первом же посещении этой страны. Кроме пяти-шести городов, действительно оправдывающих свое звание и обещающих в ближайшем будущем бурное развитие, все остальные представляют собой жалкие скопища хижин, расположенных иногда весьма неудобно, без всякого порядка и вкуса и без сообщения друг с другом. Во Франции они не заслужили бы даже названия поселков.
Но, несмотря на это, Техас – одна из прекраснейших местностей Америки. Плодородие почвы и богатство растительности здесь просто изумительны. Штат покрыт роскошными лесами, состоящими из самых разнообразных пород деревьев. А когда здесь будут прорыты каналы и распахана целина, то под влиянием бризов – особенно в приморских зонах – установится мягкий, умеренный климат.
5 сентября 1846 года, то есть почти год спустя после присоединения Техаса к Соединенным Штатам, весь день стояла удушливая жара. Тяжелый воздух был как бы насыщен электричеством. К вечеру небо приняло медный оттенок. Не было ни малейшего ветерка, но деревья и кусты как-то странно подрагивали, что показалось бы необычным любому человеку, кроме коренных обитателей этой страны. То были предвестники ужасного урагана кордоннасо, который налетает со Скалистых гор, неся ужасные разрушения.
Было 8 часов вечера. В жалкой, открытой всем ветрам хижине, слепленной из глины и соломы и состоявшей всего из двух комнат и чердака, на простой деревянной скамье сидел человек. Перед ним стоял шаткий стол. Под одной из его ножек – самой короткой – торчал камень. На столе лежала еда; она состояла из засохшего куска мяса лани и дикого салата, заправленного за неимением прованского масла молоком,
Эта лачуга, считавшаяся самым приличным зданием в Кастровилле, – а именно такое название носил город – была приходским домом, а человек, находившийся в ней, – священником. Город Кастровилл являлся не чем иным, как деревушкой, состоявшей из шестидесяти подобных домов и сотни индейских ранчо и хижин, оспаривавших друг у друга первенство по неухоженности и обшарпанности. – В продолжение многих лет Франция присылала сюда, так же как и в другие дикие страны, своих миссионеров, которые с поразительным терпением и самоотвержением, достойным лучшего применения, употребляли свои усилия для распространения христианства среди обездоленных обитателей этих земель. Они старались, кроме того, научить их читать, писать, заниматься земледелием, ткать, шить и так далее.
Дом, в который мы только что ввели читателя, был построен двумя французскими священниками, которым пришлось быть архитекторами, каменщиками, столярами и малярами, причем даже необходимые для постройки инструменты им приходилось изготавливать самим.
Один из священников, не вынесший нечеловеческого напряжения, скончался еще во время строительства, и его напарник, тоже ослабленный болезнью, похоронил его в садике, примыкавшем к дому. Могила с простым деревянным крестом вся заросла благоухающими кустами роз, жасмина и резеды. Напарник пережил своего товарища всего на два месяца: он скончался в Галвестоне, куда был привезен уже умирающим.
Мы воздержимся от каких бы то ни было комментариев на сей счет. История французских миссионеров изобилует подобными печальными примерами.
Новый кастровиллский священник, сменивший своих предшественников, был тот самый человек, которого мы застали ужинающим в своей хижине. Ему было двадцать пять лет, хотя на вид можно было дать и более тридцати. Высокого роста, широкоплечий, он производил впечатление исключительно сильного человека; лицо его отличалось правильностью и чистотой линий; высокий лоб, прекрасные голубые глаза, глядящие всегда прямо с выражением неизъяснимой доброты и энергии, прямой нос с тонкими ноздрями, прямой же подбородок с ямкой, слегка выдающиеся скулы, правильный рот с удивительно доброй улыбкой, обнаруживающей ряд прекрасных зубов, – все это вместе являло одну из самых симпатичных физиономий. Причем светлые шелковистые волосы, разделенные на прямой пробор и падающие на плечи густыми локонами, худоба и бледность лица придавали всему его облику отпечаток какого-то странного смирения и самоотреченности.
Его костюм состоял из черной шерстяной сутаны, сильно потертой и заштопанной во многих местах, которая скрывала, вероятно, еще более бедную одежду. Слегка накрахмаленные кисейные брыжи [1] ослепительной белизны дополняли этот костюм подлинно апостольского вида.
Молодой священник, которого обитатели Кастровилла положительно обожали, был известен под именем аббата Поля-Мишеля Лами. Испанцы же называли его просто доном Пабло или сеньором падре Мигуэлем.
В данный момент аббат Мишель спокойно ужинал, читая молитвенник, который лежал на столе. Он не обращал никакого внимания на быстро приближавшуюся бурю, хотя ветер все сильнее завывал в щелях плохо пригнанных дверей, и временами слышались отдаленные глухие раскаты грома.
Блеснула молния. Дверь комнаты, в которой сидел священник, тихонько приотворилась, и в проеме показалась голова человека. Быстро осмотрев комнату, он вошел в нее. В руках у него была дымящая кандилья – один из простых светильников, которыми пользуются беднейшие обитатели этих мест. Он поставил кандилью на стол рядом с аббатом и остановился в неподвижности, ожидая, очевидно, приказаний.
