Максим Толмачев
Урга и Унгерн
© М. Б. Толмачев, 2019
© Оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019
Издательство АЗБУКА®
От автора
Роман написан на основе данных, собранных из работ биографов и современников барона Унгерна, архивных источников и других документов. Материал книги составлен с учетом стыковок дат, реальных событий, ситуаций и происшествий, биографий главных и второстепенных персонажей. Абсолютно все герои романа – исторические личности, реально существовавшие люди.
Однако роман является все-таки художественным произведением и изобилует неточностями, которые искушенный читатель, надеюсь, заметит. Хочу напомнить, что события происходят в далекой неизведанной Монголии в смутные времена, многие факты попросту еще не известны современникам, все события трактуются очевидцами, а людям, как известно, свойственно ошибаться…
Узники запертого города
Ноябрь 1920 года выдался в Урге бесснежным. Холодный пронизывающий ветер хлестал по лицу мелкой ледяной крошкой, заставляя меня и моих конвоиров прижимать подбородок к груди и щуриться. Бледность моя не была вызвана порывами ветра, разметавшего мерзлую пыль на пустынных улицах древнего города, который отходил ко сну в багровом саване предзакатных сумерек. О скором приближении ночи возвестили трубы монастырей и храмов. Монотонный тревожный гул разносился с ветром по долине, призывая степную тьму поглотить остатки уходящего света…
Меня ведут по Улясутайскому тракту вдоль стен Маймачена, куда-то на запад, вслед за уходящим солнцем. Когда дойдем до старых казарм, то наверняка свернем к реке, а уж там равнодушные конвоиры развяжут мне руки и пустят в расход. Прострелят затылок, поставив лицом к саманной стене, или, примкнув японские штыки к винтовкам, пробьют мою грудь на студеном ветру, чтобы выстрелами не тревожить застывший в сумеречном оцепенении город. Живо представил, как после этого суетливо снимут они с моих ног сапоги, сорвут ладанку и, вытряхнув из нее оловянный крестик, за ненадобностью отбросят его в сторону… Обшарят карманы в поисках ценностей, после чего поспешат в теплые казармы, где получат положенный по уставу рис, а сапоги мои немедленно обменяют на алкоголь или проиграют в маджонг.
На небе проступили первые звезды, и гул монастырских труб затих. Несколько собак увязались за нами, и гамины ускорили шаг. Псы-трупоеды чуяли запах смерти и, предвкушая пир, смиренно семенили позади на безопасном расстоянии. Эти ночные хозяева Урги будут объедать мой труп всю ночь, а к утру монахи, идущие вдоль реки на утреннюю службу в храм, подберут остатки костей с дороги и сбросят их в овраг. Сердце сжалось от жуткой картины, которую я себе нарисовал, и ноги подкосились сами собой. Споткнулся, но удержал равновесие и сразу же получил дежурный удар прикладом в бок. Было очевидно, что мои спутники действительно спешили в тепло и не планировали снижать заданного темпа. Неожиданно вместо поворота налево к реке мы свернули направо, в сторону дороги на Троицкосавск.
В этой части города прежде мне бывать не приходилось. Сердце учащенно заколотилось: возможно, казнить меня сегодня не станут вовсе? Обошли низкие строения с маленькими редкими окнами, в некоторых горел свет и был слышен разноголосый гомон. Я увидел с десяток верблюдов, привязанных к столбам. Верблюды ворочались и хрипели, засыпая. Наверное, какой-то постоялый двор, а может быть, усадьба богатого купца, прибывшего в город со своим караваном. Нужно думать на отвлеченные темы, иначе я рискую скатиться в пучину пугающих сомнений относительно того, пустят ли меня сегодня в расход или нет.
Под ногами зашуршал щебень. Мы все дальше уходим от тракта, двигаясь теперь в сторону темного силуэта единственного строения, рядом с которым горит костер и греется пара китайских солдат. Окон в строении я не заметил. Решаю, что это склад или какая-то хозяйственная постройка. Звук наших шагов слышат у костра. Окликнув по-китайски, хватают винтовки и лязгают затворами. Один из моих конвоиров, противно растягивая слова, гнусавит что-то в ответ, и у костра раздается хохот. Охранники склада наперебой начинают сыпать в ночь фразами, от которых мои спутники приободряются. Доносится запах еды, и слышен стук ложки о котелок. Меня подталкивают в спину, и я ускоряю шаг. Уже через несколько секунд стою лицом к стене рядом с двустворчатой дверью одинокого строения, закрытого снаружи на засов с увесистым амбарным замком.
Охранник, не переставая что-то рассказывать по-китайски, со скрежетом отпирает замок, отодвигает скрипучий засов и, развязав мне руки, толкает в темноту загадочного строения. В помещении, где я неожиданно для себя оказался, слышится негромкий гул, состоящий из человеческой речи, шорохов и стонов, а еще ощущаются холод и сырость. Резкий запах мочи, говна и неведомой гнили особенно неприятен после свежего холодного воздуха, который я вдыхал за секунду до этого.
Делаю шаг в темноте, спотыкаюсь и неудачно падаю на кого-то, лежащего прямо на земляном полу. Этот неведомый громко вскрикнул, и сразу из темноты последовал удар локтем или коленом (понять я не успел) мне в переносицу. Пришлось переползти в сторону, при этом я приложился лбом к чему-то твердому и получил еще несколько затрещин от невидимых обитателей сумрака. Но это не имеет ровно никакого значения. Улыбаюсь как юродивый, обтирая с бороды кровь рукавом грязной шинельки. Я все еще жив!
Разбудили меня не лучи солнца, проникавшие в помещение через маленькие оконца-бойницы под самым потолком, а чей-то сапог, бесцеремонно наступивший каблуком на кисть моей руки, которая еще не успела толком зажить. От неожиданности я попытался вскочить и тут же ударился затылком о нары.
– Што, паря, у казаков обычай таков – где пролез, там и спать ложись?
Сверху на меня взирал, улыбаясь, жилистый бородач – он, должно быть, и наступил мне на руку. Его громкая реплика вызвала гогот нескольких человек, которых снизу мне видно не было. Мужик, крепкий и рослый, свою огромную пятерню погрузил в густую бороду, пытаясь, наверное, почесать подбородок. Видно было, что мне на руку он наступил случайно, проходя куда-то по своей нужде, а теперь стоял, с интересом разглядывая меня.
Я начал выползать из-под нар, что оказалось не самым простым делом. Народу на полу лежало множество, нары тоже были забиты до отказа, стены помещения стали мокрыми от человеческих испарений – непонятно, как в такой сутолоке можно было вообще передвигаться. Встав наконец на ноги, я оказался перед бородачом. Он был кряжистым, но уж точно не высоким, на голову ниже меня. Продолжая улыбаться и накручивая бороду на пальцы левой руки, правой он мимоходом похлопал меня по карманам, в которых, сказать по правде, давненько уже было пусто.
– С такой хабары, как с яиц навару… – Потеряв ко мне интерес, он пошел дальше, перешагивая через спящих, отвешивая шутки и пинки, а я наконец-то мог оглядеться по сторонам.
Картина предстала мрачноватая, но с учетом всех обстоятельств не смертельная. Я оказался недалеко от входной двери. Дверь сколочена из деревянных брусьев, подогнанных друг к другу не очень плотно, барак большой, потолок низкий – если вытянуть руки вверх и привстать на цыпочки, можно коснуться его пальцами. Дверной проем напротив входа вел в соседнее помещение. Судя по беглому взгляду, народу там было не меньше. Пространство между нарами к этому часу стало освобождаться от спящих. Некоторые узники сидели прямо на земляном полу, поджав под себя ноги, другие расселись по нарам, часть народа собиралась у входной двери стайками. Вели разговоры и мочились в цинковый чан. Мне тоже не мешало бы справить малую нужду, а заодно размять затекшие за ночь конечности. Рядом с чаном среди прочих стоял невысокий человек в очках. У него были обширные залысины и пышные усы, он с интересом разглядывал меня в ту минуту, когда я пытался поссать. Неловкий момент, когда так сложно в присутствии посторонних начать столь интимный процесс. Однако мне все же удалось справиться с неловкостью, и я не без удовольствия пустил звонкую струю в заполненную уже до краев емкость. Вонь из этого угла шла неимоверная, но народ почему-то не расходился. Все пространство от входной двери до чана с мочой уже было заполнено людьми. Усач, дождавшись, когда я стряхну последние капли, подошел ко мне и, неловко поправляя очки на носу, произнес:
