Саймон Скэрроу - Орел нападает

Второй легион, как и все римские легионы, насчитывал пять с половиной тысяч солдат. Основой этой весьма внушительной боевой единицы являлась центурия из восьмидесяти человек под командованием ЦЕНТУРИОНА и подначального ему ОПТИОНА. Центурия состояла из десяти отделений — по восемь воинов в каждом, совместно размещавшихся в палатке или казарме. Шесть центурий составляли когорту, а десять когорт — легион, причем первая когорта имела двойную численность. Каждому легиону придавалось сто двадцать конников, разбитых на четыре маневренных эскадрона. Кавалеристы преимущественно выполняли обязанности разведчиков и гонцов.

Личный состав легиона имел в порядке понижения следующие чины.

ЛЕГАТ. Легатом легиона являлся знатный — обычно среднего возраста — римлянин, для которого пост этот служил, как правило, ступенькой к дальнейшей политической карьере.

ПРЕФЕКТ ЛАГЕРЯ. Им становился поседевший в походах ветеран, который долгое время был главным центурионом легиона и честность и боевой опыт которого не вызывали сомнений. Для незнатного воина это была высшая точка профессиональной карьеры. Если легат отсутствовал или по каким-то причинам оказывался не в состоянии командовать легионом, обязанности его переходили к префекту.

Шестеро ТРИБУНОВ являлись своего рода офицерами штаба. В большинстве случаев это были молодые, лет двадцати с небольшим, люди, желавшие получить военный и административный опыт перед тем, как осесть в органах гражданского управления. Над ними стоял СТАРШИЙ ТРИБУН, который в дальнейшем мог рассчитывать на пост легата или на политический рост.

Но костяком командного состава, обеспечивавшим как военную выучку легиона, так и строжайшую дисциплину в его рядах, были все те же ЦЕНТУРИОНЫ, славившиеся умением подчинять солдат своей воле и выдающейся воинской доблестью. Последнее приводило к тому, что этих командиров в сражениях выбивали чаще остальных. Старшинство среди них принадлежало главе Первой центурии Первой когорты, самому опытному ветерану, удостоенному наибольшего числа наград.

Четыре ДЕКУРИОНА командовали приданными легиону кавалерийскими эскадронами и могли рассчитывать получить под начало более крупный, вспомогательный кавалерийский отряд.

Каждому центуриону помогал ОПТИОН, являвшийся его заместителем и первым кандидатом на должность своего командира, когда та (что случалось часто) становилась вакантной.

Рядовые ЛЕГИОНЕРЫ обязывались отбыть на нелегкой воинской службе двадцать пять лет. Первоначально правом служить в легионах обладали лишь римские граждане, однако по мере расширения державы и увеличения численности армии легионерами все чаще становились представители коренного населения провинций империи.

Воины ВСПОМОГАТЕЛЬНЫХ КОГОРТ имели формально более низкий статус, чем легионеры. Эти подразделения формировались из жителей местности, в которой квартировал легион, и обеспечивали римскую армию конниками и легкой пехотой. Все воины, не имевшие римского гражданства, получали таковое по истечении двадцатипятилетнего срока службы.

От редакции. «Орел нападает» — это не только повествование о событиях, происходивших в Римской империи и Британии в I веке нашей эры, это прежде всего роман о войне. О войне, которая со стороны римлян ведется не народным ополчением, а профессиональными солдатами-легионерами. Они служили 25 лет и зачастую были более преданными своему командиру, чем отечеству. Империя расширяла свои территории, ей нужна была непобедимая армия.

Солдатский быт был примитивен, нравы грубы, а дисциплина сурова. Многие нарушения карались смертью. Грубость начальников по отношению к подчиненным считалась нормой. Зато когда победившее войско удостаивалось триумфа, солдаты отводили душу, распевая непристойные куплеты о своих командирах.

Саймон Скэрроу описывает солдатские нравы Древнего Рима современным «приземленным» языком, что может показаться некоторым читателям необычным, зато позволяет провести параллели с современной армией. Безусловно, эксперимент, но эксперимент во многом удачный.

Вспышка молнии осветила бурное море, и все окружающее — от вздыбленных пенящихся валов до четко очерченных, странно плоских фигур матросов и причудливых переплетений корабельной оснастки — вмиг побелело и словно застыло, пойманное в фантастическую ловушку. Однако миг миновал, и трирему вновь поглотила мгла, сменившая это ослепительно яркое, но — увы! — очень недолговечное торжество света. Низкое серое небо быстро затягивали черные тучи. Ветер гнал с севера свинцовые волны. Ночь еще не накрыла пляшущий водный простор своей тьмой, однако перепуганной команде невесть куда несущегося суденышка, равно как и его пассажирам, уже стало казаться, что солнце давным-давно покинуло небосклон, ибо оно давало знать о себе только слабым, размытым свечением, порой пробивавшимся с северо-запада сквозь пелену дождя и тумана. Шторм так безжалостно раскидал корабли, что префекту, под началом которого находилась маленькая флотилия, оставалось лишь, держась одной рукой за штаг, а другой защищая глаза от бешено крутящихся в воздухе ледяных брызг, тщетно всматриваться в неоглядную даль и сердито ругаться.

Из всей эскадры его в относительной близости пребывали теперь только два корабля, да и те с каждым подъемом очередного огромного вала оттаскивало все дальше к востоку. Остальные суда конвоя, разметанные стихией, вообще потерялись из виду. Правда, для некоторых из них еще существовала возможность отыскать вход в глубокий канал, ведущий к Рутупию — главной опорной базе римлян на британской земле, но флагман уже не имел таких шансов. Где-то на суше под Камулодунумом благополучно стояли римские легионы. Солдаты, готовые по весне продолжить завоевательную кампанию, сейчас безмятежно нежились в тепле зимних казарм, а трирему префекта, невзирая на все усилия дюжих гребцов, влекло прочь от спасительной земной тверди.

Глядя на темную линию британского побережья, совершенно обескураженный римлянин с горечью вынужден был признать, что стихия неодолима, и приказал убрать весла. Пока он лихорадочно размышлял, что ему следует далее предпринять, моряки, чтобы придать судну устойчивость, спешно подняли маленький треугольный парус. Поскольку вторжение началось прошлым летом, префект уже не один десяток раз совершал подобные переходы, хотя никогда еще, вплоть до сего дня, не попадал в столь ужасное положение. Каприз погоды обернулся кошмаром, но кто же мог о том знать?