Кристиан Жак - Война корон

Глава колесничих, удостоенный чести восседать по левую руку Апопи, верховного правителя гиксосов, пребывал в величайшем смятении. Хотя место было поистине почетным, — не каждый сядет подле величайшего из владык земных. Не каждому выпадет жребий присутствовать при схватке с быком, таинственном действе, порождавшем столько чудовищных слухов среди жителей Авариса, столицы Египта, что воздвигнута в дельте Нила.

Они сидели на возвышении. Концентрические круги странного сооружения, именуемого «лабиринтом», простирались перед ними. В центре лабиринта была арена. Если верить людской молве, ни один из попавших сюда не возвращался, все погибали.

— Самообладание изменило тебе, — от звука глуховатого голоса правителя у всякого кровь стыла в жилах.

— Владыка, твоя милость беспредельна. Не знаю, как тебя благодарить. Здесь, в твоем дворце от восхищения я потерял дар речи, — пролепетал глава колесничих, не решаясь взглянуть в лицо правителю, который был вопиюще безобразен.

Высокий, грузный, со вздутым животом и громадными опухшими ногами, с одутловатым лицом и крупным шишковатым носом, Апопи чуждался украшений, лишь носил на мизинце левой руки золотое кольцо с аметистовым скарабеем да амулет на шее, анх[1] символ его власти над жизнью и смертью подданных.

Иноземец, «любимец коварного Сета», Апопи провозгласил себя фараоном Верхнего и Нижнего Египта, повелел даже высечь свое имя и царственный титул на священном дереве в божественном Гелиополе. Но боги отвергли его. Надпись сделать не удалось. Тогда Апопи приказал умертвить верховного жреца, запереть святилище и объявить всем, что обряд исполнен.

В последнее время властитель был раздосадован и встревожен.

Близ архипелага Киклады морские разбойники дерзко грабили торговые суда. Он послал против них Яннаса, жестокого азиата, великого военачальника, предводителя царской флотилии. На восточной границе небольшие княжества, обложенные данью, сопротивлялись, но их непокорство душили в зародыше. Отряды гиксосов безжалостно казнили зачинщиков, выжигали селения, угоняли жителей в рабство.

Преодолевая все препятствия, Апопи приближался к желанной цели: он все шире раздвигал границы своего царства, и так уже беспредельного, величайшего царства всех времен. Пусть перед ним склонятся Нубия, Ханаан, Сирия, Ливан, Анатолия, Кипр, Крит, Киклады, восточные провинции. Пусть боятся мощи его непобедимого войска. И это еще не все. Завоеватели гиксосы преумножат свою армию — в нее вольются воины многочисленных народов — и покорят весь мир.

Его Египет станет править миром.

Египет прежних фараонов, дряхлый Египет, ставивший превыше всего Маат — Истину и Закон, стерт с лица земли. Его на удивление быстро сломил бешеный натиск гиксосов. Египтяне оказались бездарными воинами. Где им противостоять свежей, хотя и грубой силе его племени!

Фараоны потерпели поражение, теперь он, Апопи, фараон.

Он перенес столицу в Аварис, город Сета, бога иссушающего ветра, жестокого и мстительного бога, чье покровительство сделало его неуязвимым. Так захолустный Аварис превратился в великолепнейший и главнейший город Дельты. В центре его вырос царский дворец, окруженный неприступными стенами. Со стен Апопи любил смотреть, как в гавани разгружают барки, как причаливают военные корабли.

По воле Апопи Аварис стал огромным военным лагерем. Воины гиксосы блаженствовали, а египтяне прислуживали им будто рабы.

И вдруг покоренный, растоптанный в прах прежний Египет поднял голову! Небывалое восстание вспыхнуло на юге. В Фивах, давно пришедших в упадок, забытых богами, жалкий царек Секненра и его жена Яххотеп осмелились грозить великому правителю Апопи с оружием в руках!

— Что на юге?

— Все благополучно, владыка.

— Где наши войска?

— Близ Кус, владыка.

— Кусы… Ведь это много севернее Фив.

— Севернее, владыка.

— Это означает, что жалкая горстка приспешников Секненра продвинулась далеко. Чересчур далеко.

— Нет, владыка. Восставшие вправду осуществили молниеносный переход и с удивительной быстротой двинулись вниз по Нилу. Но они не завладели окрестными областями, просто миновали их. Угроза невелика, хотя они нагнали страху.

— Однако мы несем потери.

— Пару раз бунтовщики застали нас врасплох, но я быстро остановил их наступление.

— Победа досталась нам дорогой ценой, слишком дорогой.

— Египтяне дерутся, как дикие звери, хотя вооружены одними копьями и сражаются в пешем строю. К счастью, колесницы дают нам огромное преимущество. К тому же, владыка, мы убили их предводителя. Секненра мертв.

Лицо Апопи оставалось непроницаемым. «Если бы не соглядатаи и не подкупленные предатели, что разлагают врага изнутри, нам бы не удалось его убить», — думал правитель.

— Где мертвое тело Секненра?

— Египтянам удалось унести его с поля боя.

— Жаль. Его хорошо бы вывесить наверху главной башни. А царица Яххотеп цела и невредима?

— Увы, владыка. Но слабая женщина не сможет продолжать борьбу. После смерти мужа она запросит пощады. Жалкие остатки повстанческой армии вмиг рассеются. Мы их раздавим.

— Забавное зрелище! — воскликнул повелитель.

На арену выпустили свирепого быка с глазами, налитыми кровью. Он хрипел и рыл землю копытом. Перед ним бросили беззащитного человека, нагого и безоружного.

Глава колесничих побелел.

В несчастном он узнал своего лучшего воина, отважно сражавшегося в битве при Кусах.

— Игра занимательна и проста, — продолжал повелитель. — Бык бросается на жертву. Единственная возможность спастись — схватить чудовище за рога и вскочить ему на хребет. Прыжок довольно опасный. Критский художник Минос, что расписывал мой дворец, утверждал, будто у него на родине очень любят эту забаву. Кстати, росписи у меня ярче и красивее, чем в Кноссе, верно? Или ты не согласен?

— Верно, владыка!

— Гляди-ка. Бык могуч, и нрав у него суровый.

Бык сейчас же помчался к несчастному, который обратился в бегство, — ему и в голову не пришло прыгнуть врагу на спину. Воин немедленно поплатился за роковую ошибку. Бык подцепил его на рога. Подбросил в воздух. Затем еще раз пырнул рогами упавшего, растоптал его и встал, тяжело дыша.