Николай Богданов - Тайна Юля-Ярви

Мы приехали на аэродром, чтобы вылететь из Печенги в Москву рано утром. Впрочем, с таким же успехом мы могли вылететь поздно вечером. Стояла полярная ночь, и все эти понятия были относительными. Только часы указывали нам время, когда рано и когда поздно, когда нужно обедать и ложиться спать.

Полярная ночь — это не мрак, это — серебристо-серый волшебный полусвет. Все кажется таинственным и нереальным. Предметы не имеют тени. И если бы не огни новостроек заполярной пятилетки, засиявшие здесь на следующий день после войны, этот край мог бы показаться заснувшим навеки.

Билета на самолет мне не досталось. Воздушный корабль был уже укомплектован офицерами морского флота, улетающими в отпуск, инженерами, вызванными в министерства с докладами, и работниками рыбной промышленности.

Мне нужно было отыскать командира корабля, который мог принять одного пассажира сверх комплекта.

Серебристо-алюминиевая машина стояла на глади ледяного аэродрома, раскинув свои крылья, словно огромная полярная сова. На ее моторы были наброшены капоты Дверцы запечатаны. Безмолвие. Ни одной живой души. Мы уже собрались уезжать, когда заметили вспыхнувший костерок. Один человек зажег налитый в лунку бензин и стал греть руки, а другой выбирал из проруби какую-то снасть: нам показалось, что он, пробив лучку, ловит рыбу.

На наш вопрос об успехах неизвестный засмеялся и, откинув из-под шлема прядь волос, ответил:

— Нет, что вы, я проверяла состояние льда.

Девушка, которую мы приняли за рыболова, взялась проводить нас в гостиницу, где находится командир корабля и ночуют пассажиры.

— Эти озера очень капризны, — сказала она, складывая какие-то приборы. — Они еще во время войны доставляли нам много хлопот. То из них убывает вода и лед начинает садиться. То вода вдруг прибудет, выступит на поверхность и в одну ночь образуются наледи, в которые влипнут все наши самолеты, как мухи в мед…

Она так быстро скользнула на лыжах, что мы едва поспели за нею на машине.

Маленькая деревянная гостиница сверкала огнями. В ее салоне, по-видимому, проходил вечер самодеятельности. Доносились музыка и пение. Когда мы вошли, то захватили только концовку какой-то песни:

Седобородый старец ударил по струнам и умолк. Мы услышали аплодисменты. 5’атем старика провели мимо нас псд руки, как слепого. Подмышкой он держал кантеле. От старика и от его песни на нас повеяло северной сказкой.

— Кто это такой?

— А это наш известный сказитель, — шопотом ответили нам и назвали фамилию.

Пришлось лишь пожалеть, что мы не послушали знаменитого сказителя рун.

Не застали мы и командира корабля. Он уехал з Печенгу по каким-то делам, но скоро обещал вернуться.

Видя наше огорчение, девушка, проверявшая лед, приняла в нас сердечное участие. Скоро мы сидели в ее комнате, увешанной мехами и коврями. и ели апельсины. снимая с них кожуру и золотыми звездами складывая ее на ободок кафельной печки.

— То, о чем поет старик, считается уже легендой: теперь мне и самой не верится, что я участница этого события. А произошло оно совсем недавно, когда здесь шла война, — сказала наша хозяйка.

На ее курточке виднелись разноцветные ленточки, свидетельствуя о том, что девушка награждена несколькими орденами и медалями.

— Если хотите, я вам расскажу историю, которая послужила сказителю для создания новой северной руны. Вот послушайте.

Во время войны я работала в этих местах, летала на передовые, возила туда консервированную кровь и понту. Однажды мне приказали отвезти авиационного командира, Владимира Петровича Шереметьева, посмотреть новый аэродром, яа котором должен был сесть полк бомбардировщиков, чтобы отсюда нанести удар по базе немецких самолетов в Киркинесе.

Аэродром для «подскока», где самолеты снабжались бомбами и горючим, был приготовлен на озере Юля-ярзи, куда я не раз летала, но я не легко нашла его среди сотен других, разбросанных здесь между холмов и скал.

Озера эти очень похожи одно на другое и по виду и по названиям. Тут все «ярви». И Юля, и Бюля, и Лава — ярви. Новый человек может и с картой запутаться. Я угадывала их по контурам, по неповторимому рисунку берегов.

Мы быстро нашли аэродром. Шереметьев убедился, что укатано озеро плотно, лед надежный, все сделано отлично, и тут же по радио сообщил, что полк может спокойно садиться. Ему самому хотелось привести сюда свой боевой самолет, оставленный на нашем базовом аэродроме, и мы быстро снялись и полетели обратно.

Но природа здесь коварна. Соседство Великого Ледовитого океана приносит много неожиданностей. Вылетишь в ясную погоду, а через час попадешь в туман. С утра тихо, а в полдень вдруг закружит метель, да какая — целый снежный ураган. Тут уж садись немедленно, как делают все птицы на Севере.

На такой случай в самолете у меня были лыжи, автомат, пара гранат и сухой спирт для разведения костра.

Вот такой внезапный ураган и застал нас на обратном пути.

Я немедленно повернула на озеро Юля-ярви, но аэродром был уже закрыт. Земля и небо скрылись в белесом мраке, и я посадила машину на ледяную гладь озера вслепую, по чутью.

Когда лыжи покатились по ровной поверхности, я невольно откинулась на спинку сиденья с блаженным сознанием, что мы спасены.

Но приключение только начиналось. Не зная, в какую сторону подрулить самолет, я подождала минут десять, не выключая мотора. Ь’атем дала несколько ракет, выстрелила из пистолета. Никто не подошел к самолету.

Ураганные порывы ветра прекратились, и снег теперь сыпался крупный, сухой, как нарезанный из бумаги. Его подвижной занавес скрывал от нас весь мир и нас скрывал от мира. Включив мотор, мы долго слушали тяжелый шелест снежинок. Что же делать?.

Посоветовались и решили искать жилье аэродром ной команды.

Я достала две пары лыж, прикрыла самолет чехлом, слила воду и масло, и мы отправились.

Заблудиться было трудно. Стоило идти по кромке озера, и где-нибудь нам попадутся катки, тракторы и склады аэродрома.

Однако на деле это оказалось не так просто. Нам стало жарко в меховых комбинезонах. Казалось, мы прошли уже десятки километров, а никаких людских следов не было. Особенно тяжело было Шереметьеву. Он хуже меня ходил на лыжах и не раз сваливался в снег. Вначале это было смешно, потом очень грустно.

Мы уже начали терять надежду, как вдруг навстречу потянуло дымком. Какой это чудесный запах для каждого полярника!