Наконец под ударами Аттика и Луция румпель сломался. Теперь, даже если карфагенская галера сможет набрать ход, потеря руля сделает ее бесполезной.
— Септимий! — крикнул Аттик. — Отходим!
Центурион услышал сигнал.
— Прекратить бой! — скомандовал он, и легионеры тут же отступили на кормовую палубу.
Почувствовав, что больше не встречают сопротивления, карфагеняне остановились, и между боевыми порядками противников образовался просвет.
Двадцать триариев, остававшихся на «Аквиле», обрушили град копий на фланг карфагенян, задержав их наступление и выиграв жизненно важные мгновения, чтобы морские пехотинцы успели вскочить на кормовые поручни и вернуться на «Аквилу». Через несколько секунд основная масса легионеров уже была на борту римского судна — оставалась лишь небольшая группа во главе с Септимием. Под почти непрерывным градом копий карфагеняне вновь ринулись в атаку, ведомые неистовым адмиралом, жаждавшим уничтожить оставшихся римлян. Веревки абордажных крючьев были перерублены в ту самую секунду, когда Септимий последним прыгнул на палубу «Аквилы».
* * *
Гиско оставалось лишь в бессильной ярости смотреть, как снова заработали весла римской галеры, торопившейся уйти от преследования. Флот карфагенян по-прежнему находился на расстоянии двух тысяч ярдов и уже не мог преградить римлянам путь к устью пролива. Окружавшие адмирала воины столпились у кормовых поручней и выкрикивали оскорбления в адрес трусливых римлян. Гиско молчал, впившись взглядом во вражескую трирему. На баке он заметил двух людей, стоявших рядом, плечом к плечу. Тот, что повыше, был центурионом морских пехотинцев — Гиско видел его во время боя. Это командиры, понял адмирал, и они тоже пристально вглядываются в него. Их лица прочно запечатлелись в его памяти. Когда расстояние между кораблями увеличилось до ста ярдов, римская галера начала разворот, чтобы снова взять курс на север.
— «Аквила», — прочел Гиско надпись на корме.
Мысленно он принес клятву богам, что когда-нибудь захватит эту галеру и отомстит всем, кто был на ее борту.
Свежий ветер наполнил широкое полотнище из грубой ткани, и парус с треском раскрылся, натянув снасти бегучего такелажа. Через несколько мгновений «Аквила» уже делала пятнадцать узлов; форштевень галеры рассекал волны, на бак летели брызги. Управление галерой требовало необыкновенного мастерства и полной сосредоточенности, и Аттик увидел, как напряглось лицо Гая, старавшегося удержать курс. Одна ошибка — и корма галеры развернется по ветру. Тогда нагрузка на парус станет слишком велика: могут порваться снасти или сама ткань. Или того хуже: такелаж выдержит, и под напором ветра опрокинется сама галера.
Аттик молча наблюдал, как опытный рулевой ловит господствующий ветер, осторожно маневрируя, пока галера не развернулась в точном соответствии с направлением и силой ветра. Убедившись, что Гай уверенно ведет корабль, Аттик оглянулся и посмотрел поверх кормового поручня — не преследуют ли их карфагеняне. Теперь «Аквила» была уже в четырехстах ярдах от мыса на северо-восточной оконечности Сицилии. Пунийцы не стали преследовать их за пределами пролива.
Спасение вызвало у Аттика противоречивые чувства. Умом он понимал, что бегство было единственным способом избежать гибели, но отступление в бою с карфагенской галерой означало, что капитан первый раз в жизни бежал. Пустынное море позади «Аквилы» дразнило отсутствием врага, и Аттик в гневе ударил кулаком о кормовой поручень. Убежденность в правильности принятого решения не помогала побороть ощущение унизительности бегства.
Септимий молча стоял рядом с Аттиком. После боя на борту вражеской галеры он не досчитался восьмерых легионеров, в том числе шести гастатов, молодых солдат, причем для многих из них этот бой был первым. Оставалось лишь надеяться, что все они погибли от меча и ни один не остался лежать раненым на вражеской палубе. Захваченных живыми ждала ужасная судьба. «Аквила» была спасена благодаря самопожертвованию этих людей. Септимий мысленно повторял их имена.
— Куда мы теперь? — наконец спросил он.
— В единственный римский порт на северном побережье. В Бролиум.
Септимий кивнул и посмотрел вперед, поверх носа галеры. За время пребывания на «Аквиле» он понял, что незнакомое море вокруг него прячет многочисленных врагов — точно так же, как и чужая земля Сицилии, где он служил в пехоте. Будучи легионером, Септимий не сомневался, что служит в лучшей сухопутной армии мира. Столкнувшись с карфагенским флотом, центурион понял: на море Рим не может похвастаться подобным превосходством и уверенностью.
* * *
Восемь часов спустя «Аквила» обогнула восточный мыс, защищавший подходы к порту Бролиум, который находился в руках римлян. Аттик стоял на носу галеры, предпочтя одиночество, пока та оставляла за кормой милю за милей. Он перебирал в памяти подробности устройства карфагенских кораблей, с которыми они сражались, отмечая мельчайшие отличия от «Аквилы», палуба которой подрагивала у него под ногами. В мозгу постепенно формировался образ более тяжелых и мощных галер, которые вскоре будут бороздить воды к северу от Сицилии.
Внезапное изменение наклона палубы прервало мысли Аттика — это Гай сменил курс, направив галеру в самый центр оживленной бухты, заполненной грузовыми судами, которые ждали, когда появится возможность выгрузить привезенные товары на причал некогда тихой рыбацкой деревушки. Даже с такого расстояния Аттик слышал гул множества голосов, время от времени прерывавшийся щелканьем бича, когда возница подгонял свою упряжку волов и очередная тяжело нагруженная повозка отправлялась по дороге на юг, к укрепленному лагерю легиона, расположенному за чертой города.
Швартующиеся и отходящие от причала суда, погрузка и выгрузка товаров, толкущиеся на тесном пирсе люди и животные — эта картина создавала ощущение хаоса, но Аттик чувствовал стоящий за ней порядок, которому подчинялось происходящее. Никто не кричал, все действия людей были осмысленными и целенаправленными. До экспедиции на Сицилию римские легионы еще никогда не проводили операции за пределами материка, и тем не менее уже через несколько месяцев способность римлян привносить порядок и дисциплину в любое дело привела к тому, что снабжение войск было точно таким же, располагайся лагерь в миле от самого Рима. Интересно, подумал Аттик, существует ли естественное препятствие, которое могло бы остановить кажущуюся неумолимой поступь Рима.
Отрывистые команды Луция прорывались сквозь какофонию звуков. По мере того как галера входила в стремительно сужающееся пространство бухты, парус был свернут и закреплен на мачте, а весла втянуты. Только непревзойденное мастерство Гая позволяло лавировать между грузовыми судами, с палуб которых доносились тревожные возгласы и проклятия, когда удавалось избежать столкновения с этими медленными и неповоротливыми посудинами. Аттик окидывал взглядом причал, ища возможность для швартовки. Увидев освобождающееся место, он оценил расстояние и угол. Непростая задача.
