— Вашу храбрость? Ха-ха-ха! — рассмеялась Маргарита. — Конечно, нет!
— Благодарю за честь, — с добродушным хохотом ответил ей муж. — Черт возьми, заметьте, я рассмешил свою жену. Это умнейшую-то женщину Европы! По этому случаю можно выпить. Эй, Джелли, живо! — крикнул он, хлопнув ладонью по столу.
Висевшая в воздухе гроза так и не разразилась, и Джеллибэнд наконец мог успокоиться, что ни каких столкновений и ссор больше не произойдет.
— Стакан пунша, Джеллибэнд, покрепче и погорячее! Живо!
— Уже поздно, сэр Перси, — заметила Маргарита. — Если мой брат не уедет вовремя, «Мечта» пропустит прилив.
— Вот, кажется, брат вашей милости идет сюда со шкипером шхуны, — почтительно заметил Джеллибэнд, взглянув в окно.
— Чудесно, Арман тоже с нами выпьет, — сказал Блейкни. — Как ты думаешь, твоему франтику, Тони, можно предложить стаканчик? Скажи ему, что мы хотим выпить в знак примирения.
— Ну, вам тут так весело, что вы, вероятно, простите меня, если я вас покину и пойду проститься с братом; ему пора ехать, — сказала Маргарита.
Ее не удерживали, так как понимали, что ей теперь не до них: Арман Сен-Жюст возвращался сегодня на родину после нескольких дней, проведенных у Блейкни, а в современной Франции смертная казнь так часто являлась наградой за самое верное и самоотверженное служение родине, что Маргарита не могла быть спокойной за его судьбу.
Сэр Перси встал, с отличавшей его церемонной вежливостью отворил дверь и почтительно склонился перед женой. Насмешливо кивнув ему, она вышла из комнаты. Один сэр Эндрю, которого встреча с Сюзанной настроила особенно мягко и чутко, заметил и понял взгляд глубокой и безнадежной любви, которым болтливый веселый сэр Перси проводил свою красавицу жену.
Маргарита вышла на крыльцо и остановилась, глубоко и с облегчением вздохнула, как человек, уставший постоянно следить за собой.
Дождь прекратился; из-за рассеявшихся туч выглянуло заходящее солнце, и его косые лучи бледным светом озарили зеленые холмы Кента, береговые утесы и рыбачьи домики, ютившиеся у адмиралтейской дамбы. На темном фоне туч, облепивших горизонт с востока, рисовался изящный силуэт легкой яхты с поднятыми парусами. Это была «Мечта».
— Арман! — радостно сказала Маргарита, увидев приближающегося брата.
Они нежно обнялись. Дюжий шкипер с энергичным лицом, проницательными глазами и короткой седой бородой, обрамлявшей его толстый подбородок в виде бахромы, почтительно остановился в нескольких шагах.
— Здравствуйте, Бриггз! — ласково сказала Маргарита. — Сколько еще времени может месье Сен-Жюст пробыть на берегу?
— Мы должны сняться с якоря через полчаса, миледи!
— Еще полчаса, и мы расстанемся! — с глубоким вздохом сказала Маргарита и, взяв брата под руку, тихо пошла с ним к берегу.
— Но ведь это совсем близко, — с ласковой улыбкой возразил Сен-Жюст. — Переплыть Ла-Манш, проехать несколько миль на лошадях, и мы снова вместе.
— Меня пугает не расстояние, а этот ужасный Париж. Ах, зачем так быстро пролетели эти дни, когда Перси не было дома и ты принадлежал мне одной!
Они поднялись на высокую скалу. В вечернем тумане Маргарита постаралась рассмотреть берега грозной безжалостной Франции, предъявлявшей кровавые требования этому благороднейшему из своих сынов.
Арман угадал ее мысли.
— Это, во всяком случае, наша родина, Марго, наша прекрасная славная родина! — сказал он, как бы стараясь оправдать жестокости настоящего доблестным прошлым.
— Они перешли пределы возможного! — горячо возразила леди Блейкни.
Брат быстро прервал ее и бросил кругом подозрительный взгляд.
— Ага! Ты и сам находишь, что обсуждать свободно эти вопросы небезопасно даже в Англии! До чего они довели! О, Арман! Умоляю тебя, не уезжай! — со слезами воскликнула она, прижимаясь к его плечу.
— Перестань! Будь, как прежде, моей храброй сестренкой, которая всегда помнила, что истинные сыны своего отечества не должны покидать его в минуту опасности… а Франция теперь в опасности.
— Но ты будешь осторожен?
— Постараюсь… насколько возможно.
— Арман! На всем свете у меня никого нет, кроме тебя, и я никому не нужна!
— Как никому? А Перси?
— То было… прежде, — прошептала она. — Не беспокойся, дорогой! Перси, во всяком случае, очень добр ко мне.
— Как мне не беспокоиться, моя Марго! Послушай, я не могу уехать, не узнав… Впрочем, не отвечай, если тебе тяжело, — поспешно прибавил Сен-Жюст, заметив, что она изменилась в лице.
— Что ты хочешь знать? — сдержанно спросила она.
— Известны ли Перси обстоятельства, сопровождавшие гибель маркиза Сен-Сира?
— То есть известно ли ему, что революционный трибунал отправил маркиза с семьей на эшафот благодаря «доносу» Маргариты Сен-Жюст? Известно, мой милый! — с горьким смехом сказала Маргарита. — После свадьбы я все сказала сэру Перси, но опоздала со своей исповедью: он все уже знал из посторонних источников.
— Также и то, что ты была без вины виновата?
— Он был, по-видимому, обо всем осведомлен. Результат тот, что один из самых глупых мужей в Англии презирает свою умную жену.
И голос, и слова были полны горечи, и Сен-Жюст понял, что неосторожно коснулся болезненной, еще не зажившей раны.
— Марго, твой муж любит тебя!
— Любит? Да, я прежде тоже так думала; без этой уверенности я не вышла бы за него. А все, и даже ты, кажется, думали, что я соблазнилась его богатством. Арман! — быстро продолжила Маргарита, словно торопясь избавиться от тягостного гнета. — Верь мне, вы все ошибались. Я до двадцати четырех лет никого не любила и даже считала себя вообще не способной любить; но быть любимой страстно, слепо, беззаветно казалось мне огромным счастьем. Я думала, что сэр Перси обожает меня. Его ограниченность не смущала меня, напротив! Видишь, я думала, что интересы и заботы, которыми живет человек умный и честолюбивый, рано или поздно отвлекут его от любимой женщины; у сэра Перси, как я надеялась, сердце было полно мной одной; я мечтала заменить ему весь мир. Я чувствовала, Арман, что могу отвечать на такую любовь, могу заплатить за нее всей нежностью, на какую только способно мое сердце.
В ее словах звучало горькое разочарование, и брат хорошо это понимал: она лишилась розовых мечтаний, обращающих жизнь в светлый праздник, после того как получила так много. А между тем она еще молода, еще только начала жить. Сен-Жюст понял и то, что Маргарита оставила недосказанным: что ее участие в эпизоде с Сен-Сиром должно было глубоко оскорбить сэра Перси, в душе которого, несмотря на его ограниченность, жило гордое сознание того, что он потомок аристократического рода. Все его предки были благороднейшими английскими джентльменами с незапятнанным именем: одни сложили головы при Босуорте, другие погибли за вероломных Стюартов, но все свято исполняли свой долг. Для Сен-Жюста гордость предками была лишь глупым предрассудком, но в Блейкни она была прирожденным чувством, и поступок жены, хотя она тогда и не была еще таковою, должен был глубоко его уязвить. Зная свою сестру, Арман понимал, что живость, пылкость характера, легкомыслие молодости могли привлечь Маргариту к нежелательным ошибкам; она могла временно попасть под дурное влияние. Она была истой француженкой, со всеми свойственными ей прелестями и недостатками; но для сэра Перси с его тяжелым британским мышлением смягчающих обстоятельств не могло существовать. Факты говорили о том, что безжалостный трибунал привлек Сен-Сира к суду на основании донесения Маргариты; презрение к такому поступку с ее стороны, конечно, могло убить любовь в сердце Мужа. Но сама Маргарита положительно удивляла своего брата; странное, капризное чувство — любовь: стоило ей угаснуть в сердце мужа, и этого оказалось достаточно для того, чтобы в сердце жены она вспыхнула с новой силой. Притом крайности, очевидно, сходятся: женщина, у ног которой он, Арман, видел выдающихся людей, отдала свою любовь глупцу!
